Птица

Ру тараторил, нервничая, и то и дело ссылался на их общее прошлое, хватался за него, напоминал о нем Птице. Птица почти не слушал, думая обо всех, кто эти испытания не прошел, – не похоже на «ничего сложного». Не все нюансы испытаний были отчетливыми в его памяти, но он точно помнил, как они с Ру втайне смеялись над теми, кто испытания не проходил. Казалось, все просто: вода, огонь, вера. Проще и не придумаешь. Это и правда было несложно, если ты парил в небесной вечности, без привязанностей и связей, сам по себе, но на самом деле – под чем-то высшим и более могущественным, чем ты. Верить было просто, когда не было другой опции. Нет, поправил себя Птица, не опции даже. Вера была простым компонентом его вечности, потому что в вечности больше ничего не было. В вечности был Ру, ветряной и легкий, но тогда об этом Птица старался не думать, погружаясь до кончиков перьев в ангельские дела и заботы и только иногда позволяя себе плыть против течения. Может, за это его и сбросили с неба? Или он все-таки сам упал?

Птица вынырнул из своих мыслей.

– Я знаю, в чем подвох, Ру. Все эти испытания можно пройти, только если искренне веришь. Думаешь, я не помню? В этом подвох.

Ру снова непонимающе нахмурился:

– Разве ты не веришь?

Птица пожал плечами.

– Хочешь чаю? – перевел он тему, вставая с кровати. Его охватило беспокойство, а сердце в груди билось с такой мощностью, будто пыталось вырваться на свободу – совсем как его крылья все эти годы. Птице отчаянно хотелось чем-то занять руки, вернуться в колею человеческой рутины, из которой его выбил визит Ру. Что делать дальше – он не представлял.

На улице светало, было почти пять утра. Таинство ночи постепенно разрушалось, и Птица понял, что не спал всю ночь – снова. Он чувствовал себя странно: мозг соображал медленно, с трудом формулируя четкие мысли. При этом Птица чувствовал, что стоит ему сейчас лечь, он не уснет и будет думать маниакально: о небе, о Ру, о предложении испытаний, снова о небе, снова о Ру, его крыльях и о том, как мягко ощущались перья между пальцами.

– Чай, – повторил Птица, протягивая руку Ру. Тот все еще непонимающе сидел на кровати. – Давай, вставай.

Ру поддался на уговоры, ухватился за руку Птицы и поднялся на ноги. Птица двинулся на кухню, обходя острые углы и барахло на паркетном полу. Ру шел за ним след в след, Птица это чувствовал.

– Чай… – под нос себе пробормотал Ру. – Зачем? Какие же странные люди.

Птица улыбнулся краем рта и еле слышно хмыкнул. Сам он любил чай, пожалуй, даже слишком. Он заваривал его, когда нервничал и когда не знал, чем заняться, когда скучал и когда мерз – осенью, пока не включили отопление, и весной, пока солнце еще не успело прогреть квартиру. Во время экзаменов ему казалось, что он состоит из чая: так много и часто он его пил.

На кухне Ру замешкался, не зная, куда себя девать в тесном полутемном пространстве. Он беспомощно оглянулся по сторонам, взглядом натыкаясь на пыльную хлебницу без единого кусочка хлеба в ней, вскрытый пакет бубликов, подгнивающие яблоки на столе, россыпь пакетиков кофе три в одном, неаккуратно запихнутых в чашку. Птица проследил за его взглядом, вдруг смутившись своей несуразной квартиры и человеческой жизни. Он неловко потер шею сзади и пробормотал:

– Эм-м-м, не обращай внимания на все это. – Он описал пространство рукой. – Не ждал гостей, потом приберусь.

Ру окинул его взглядом, всем видом будто задавая вопрос: что, Птица, на небо не собираешься? Птица помотал головой, стараясь выкинуть из головы собственные проекции насчет Ру. Тот все еще неловко стоял посреди кухонного бардака. Птица не выдержал, взял его за плечи и аккуратно усадил на табуретку около стола. Тот дернулся, но остался сидеть, в конце концов подобрав под себя ногу и продолжая наблюдать за другом. Птица включил лампу рядом с вытяжкой, поставил чайник на плиту и обернулся к Ру, опершись о кухонный островок.

– Зачем чай? – все-таки спросил Ру.

Птица пожал плечами:

– Перенервничал.

– Чай тебя успокоит?

– Не думаю.

Они замолчали. На плите начинал бурлить кипятком чайник, вздрагивая и выпуская плотный белый пар.

– Птица… – снова начал Ру. – Ты вернешься?

Тот не ответил. Засвистел чайник, заставив их обоих вздрогнуть. Птица выключил конфорку, залил чайные пакетики кипятком и протянул одну кружку Ру:

– Сахар?

– Ты меняешь тему. Ты раньше так не делал, – укоризненно произнес Ру, но дымящую паром кружку из рук Птицы принял, даже не обратив внимания, какой горячей она была.

– Я раньше и чай не пил, и вот мы здесь. – Птица поставил свою кружку с чаем на стол, а сам уселся на табуретку наискосок от Ру. Места было мало, они то и дело соприкасались коленями и лодыжками под столом, пытаясь удобнее поставить ноги.

– Шпала, – пробормотал Ру, снова натыкаясь на ноги Птицы.