– И когда ты влез в эту тупую драку! Дурак! – продолжал Ру, все повышая и повышая голос. На Птицу он не смотрел: так было проще для них обоих. Птица же слушал, не пытаясь вставить и слова, а сам продолжал мерно наглаживать перья, будто собаку трепал за уши, успокаивая. – Ты тогда немножко соскользнул с земли, с жизни, перестал так крепко держаться и стоять на ногах. Я и влез к тебе с этими снами. Напрямую не мог. Ты так долго не замечал меня, не мог понять, я уже совсем отчаялся, а тут – драка эта!
Птица хмыкнул. Синяк на скуле все еще напоминал о себе, красовался фиолетовым. Сны, значит. Предсказуемо, но в духе Ру: тот со своими ветрами вряд ли бы явился сразу сам. Да что уж тут, Птица бы тоже так поступил – по заветам всех пророков и видений, кустов в огне и снов фараонов. Это был самый ходовой вариант, но одного Ру не учел: Птица на земле не то чтобы очень много думал о сакральном. Если бы не драка, потеря сознания, навязчивые картинки и вопросы, которые вдруг задели за живое, расколупав все дыры в сюжете его человеческой жизни, он бы еще долго барахтался, даже не беспокоясь, что что-то не сходится.
– А потом?
– А потом ты вспомнил. И они заметили, – как-то совсем жалобно произнес Ру, поникнув. Он чуть обернулся на Птицу, покосился на крылья и смущенно продолжил: – Спрячу их. Они совсем распустились при виде тебя.
Птица кивнул понимающе, выпустил перья из пальцев и немного отошел. Крылья Ру растворились в воздухе, а сам он пару раз свел и развел лопатки, будто пытаясь уложить крылышки поудобнее. Он оглядел комнату рассеянным взглядом, а затем подошел к кровати и уселся на нее, опершись на стену, как совсем недавно сидел Птица. Ру похлопал по месту рядом с собой, и Птица присоединился к нему. Молчание Птица нарушил первым, сам себе удивившись: на небе это Ру всегда был громким и уверенным, а Птица таскался за ним хвостиком. На земле Птица тоже не был идеалом бойкости, но рядом с Ру, особенно таким смущенным и нерешительным, Птица вдруг осознал, как крепко стоит на ногах. Может, это было мимолетным и проходящим, но в этот момент он чувствовал: если колебаться будет еще и он, они просидят до утра, так и не дойдя до небесной кары. Не то чтобы Птице мечталось узнать о сути, с которой Ру явился к нему будто на Благовещение, но ожидание выводило из себя и заставляло внутренности скручиваться в тревоге.
– И что теперь?
Ру замялся.
– Возвращайся, пожалуйста, Птица.
– Как?
– Ну… – Ру развел руками. – Сам понимаешь, они просто так тебя обратно не примут. Ты уж больно обжился на земле…
– Да у меня же и крылья никакие, Ру, – перебил Птица. – Я думал, если они высохли за три года, я смогу взлететь, но выяснилось, что от них сухих толку тоже мало… Нет в них полета, понимаешь. Я не знаю, что с ними делать.
– В этом и дело! Дослушал бы сначала. Есть испытания, ну, чтобы вернуть полет в крылья и вернуться самому. Все как любит небо, помнишь Авраама? Как мы тогда к нему заявились, веру проверяли, доброту, широту души, вот это все…
Авраама и миллион его испытаний Птица досконально не помнил, но от звука его имени он поежился, будто по старой привычке.
– А это не ему потом надо было сына в жертву принести?
– М-м-м… – Ру поджал губы, заглянув Птице в лицо. – Но в итоге-то нормально все кончилось, разве нет?
Он говорил об этом так обыденно и просто, как будто зачитывал список покупок, облокотившись о тележку в супермаркете. «Не тупи, это и была наша обыденность», – подумал Птица. Испытания веры, жертвы и проверки на небе были извечной рутиной, знакомой каждому ангелу. Иногда испытываешь ты, иногда – тебя. Испытывать людей было веселее: он вдруг вспомнил визит к Аврааму давным-давно, о котором упомянул Ру. Они тогда заявились к нему под видом бродяг в поисках крова и пищи – проверяли, добр ли он, гостеприимен ли, приютит ли их, видя в них всего лишь бездомных, нищих и грязных калек. Он приютил, пройдя испытание на ура, а они вдруг обернулись перед ним ангелами. Авраам был самоотверженным и полным веры, и вера эта была правильной, такой, какая была нужна небу. Авраам был готов на все.
Птица не был Авраамом.
– Что надо делать? – спросил Птица. Он почувствовал, как Ру пожал плечами, а потом прислонился к нему чуть плотнее.
– Ничего там страшного, Птица, на самом деле. – В голосе Ру, несмотря на показную беззаботность, чувствовалось напряжение. – Испытание водой, испытание огнем, испытание веры – ну, так-то они все про испытание веры, но просто так называются. Ты и сам ведь знаешь, ничего сложного. Все по нашей методичке, помнишь?