Птица

Повисло молчание. Птица почувствовал, как все взгляды обратились к нему.

– Да, – ответил он. – Что еще может случиться, правда?

Ребята нервно рассмеялись. Птица тоже улыбнулся и закрыл глаза, убаюканный теплом и Надиными прикосновениями. Одну руку Надя положила ему на грудь, и Птица накрыл ее ладонь своей, чувствуя, как мерно бьется его сердце под ее пальцами. В итоге они все так и уснули вместе в треугольном домике, переплетаясь конечностями и иногда толкая друг друга острыми локтями.

Часам к четырем утра, когда рассветное солнце уже начало подниматься и проникать тонкими лучами через панорамные окна, Птица раскрыл глаза. Какое-то время он не двигался и просто лежал, слушая, как тепло ему в шею дышит Илья, как чуть сопит Надя, которая ухватилась за его пальцы в ночи и так и не отпустила. Птице хотелось бы задержаться в этом моменте подольше, ухватиться за него и никогда не отпускать. Он довольно закрыл глаза, наслаждаясь.

Когда Птица чуть подвинулся, чтобы угнездиться поудобнее, он невольно поморщился – ожоги ныли и зудели. Птица глубоко вздохнул и аккуратно выпутался из конечностей, оплетавших его оберегающим осьминогом. Он изо всех сил старался никого не разбудить, когда тихо выскользнул из кровати на втором ярусе домика, под самой крышей, куда они все переместились в какой-то момент ночи, когда начали почти синхронно клевать носами. На лестнице он чуть споткнулся, спускаясь, и негромко выругался себе под нос. Наконец он вышел на улицу, тихо прикрывая за собой стеклянную дверь, и опустился в кресло на террасе.

Утренний воздух был свежим и чуть прохладным, он еще не нагрелся от летней жары под тридцать градусов, и Птица с наслаждением сделал вдох. По привычке захотелось курить, но он мысленно ударил себя по рукам, почти физически ощущая, как протестуют его пострадавшие во вчерашнем пожаре легкие. Птица закрыл глаза и запрокинул голову.

Практически моментально он услышал звон и шорох крыльев. Птица хмыкнул и открыл глаза, уверенный, что увидит Ру. Он не ошибся. Ру стоял перед ним литой фигурой, крылья его были раскрыты на полную мощь и мерцали, закрывая солнце. Лицо Ру было серьезное, а брови нахмурены. Птица сощурился.

– Ты мне солнце загораживаешь, – сказал он негромко.

– Переживешь, – холодно ответил Ру.

– Уверен?

Ру пожал плечами и отвернулся. Он был заметно раздражен и нервно кусал нижнюю губу, отказываясь смотреть на Птицу.

Птица сам поднялся на ноги и поравнялся с ангелом:

– Ну?

– Дурак ты, Птица, – сказал ему Ру, все еще не поворачивая голову.

– Ты правда спустился, только чтобы оскорбить меня?

– Нет, – с заминкой ответил Ру.

– Тогда посмотри на меня, – потребовал Птица. Ру медленно перевел взгляд на него. Птице казалось, что Ру ищет в его лице что-то: старого доброго Сэла, ангельскую благодать, воспоминания. Взгляд его бегал. Птица упорно не отводил глаз, а потом пропустил забинтованные пальцы сквозь свои взъерошенные со сна волосы, взлохматив их еще больше. Ру проследил за его движениями, а потом напрягся, когда заметил бинты.

– Этого не должно было произойти, – тихо сказал он с грустью в голосе, кивая на руку Птицы.

– Уже произошло, – ответил Птица немного резко, опуская руку, и тяжело вздохнул. – Что теперь?

Ру нехарактерно для него пожал плечами.

– Ты не должен был звать на помощь.

– Позвал. И?

Ру молчал, разглядывая Птицу.

– Я прошел испытание? – снова попробовал Птица. Крылья Ру зазвенели, Птица услышал это не вживую, а будто у себя в голове.

– Да, – негромко ответил Ру.

– Почему баня сгорела по-настоящему? Когда я тонул, никто не заметил и не узнал бы, если бы я не рассказал.

– Ты хочешь жить в человеческом мире, мирись с человеческими последствиями.

Птица хохотнул.

– Разве вы мне позволите жить в человеческом мире?

– Это не я решаю.

– Конечно, – закатил глаза Птица и покачал головой. Крылья Ру продолжали мерцать и блестеть в утренних солнечных лучах.

– Птица? – позвал Ру. Взгляд его смягчился. – Мне жаль, что так все выходит. Мне жаль, что одна ошибка…

– Одна ошибка – и ты ошибся, – пошутил Птица, перебивая Ру, который в непонимании поднял брови. – Извини. Шутка.

– Ты меня прости, – сказал Ру, кусая щеку изнутри. – Я должен был… быть лучше. Для неба. Для тебя.

– Для неба в самый раз, – грустно ответил Птица. Внутри него было спокойно и печально, под сердцем не кололо тревогой, только екало болезненно. Он чувствовал, что прощается.

– Для тебя – нет.

Птица ничего не ответил, только замялся на минуту, а потом порывисто обнял Ру, зарываясь пальцами в его грозовые перья, и закрыл глаза. Ру неуверенно обнял его в ответ и уткнулся лбом в плечо.

– Я прощаю тебя, Ру, – прошептал Птица. – Пусть все будет как будет.

– Сердце у тебя тяжелое, Птица, человеческое. Оно тебя на землю и тянет, – тихо сказал ему Ру в плечо.

– Другого сердца у меня нет.

– Это хорошее сердце, Птица, очень хорошее.