Птица горести

Александр вглядывался в поток за плечами – и это приносило ему только боль. Ибо всё, что в нем когда-то было: то алая кровь, то нежно-розовые лица, то ослепительно-жёлтое солнце – уже стало выцветшим и бесцветным.

За спиной нашего героя было прошлое, на которое он так жадно оборачивался, как и все эти люди.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Он понял, что у живых что-то происходит; он так долго жил в мешке, что имел право считать себя мертвецом. <…> Услышав лязг тяжелых засовов и скрежет заржавелых петель, поворачивающихся на крюках, Дантес, который сидел в углу и с неизъяснимым наслаждением ловил тоненький луч света, проникавший в узкую решетчатую щель, приподнял голову.

Дюма, «Граф Монте-Кристо»

Вызвать улыбку на твоем лице просто: я всего лишь расскажу, насколько человек бывает непрактичным, в особенности – мечтатель.

На обратном пути, держа в руке маленький домик, за решётками которого жалобно выглядывали два глазика Арга, в голову Александра заползла мысль о предрассудках.

Тебе никогда не казалось, что дом для птицы в качестве клетки является одним из них – жестоким и парадоксальным? Даже человеку, которому никогда не приходилось копаться в пыльных углах мифологии, все равно известно, что птица – олицетворение свободы, легкости и возвышенности.

«Люди заводят тебя ради наслаждения силой вольности, но надевают оковы на твои крылья посредством клетки и держат в угнетающем заточении, – украдкой поглядев на своего друга, возникло в голове Александра. – Они оставляют тебе глаза в виде лазеек между прутьями решетки для того, чтобы ты, невзирая на своё небесное происхождение, видел свою жалкость. Возомнив себя богами, они усмехаются над тобой – но знай: люди таким образом пытаются замаскировать именно свою ничтожность».

Часто подобные мысли выводят нашего героя из себя. В подобные моменты он всей сущностью презирает этот мир, этих беспросветных созданий, эту справедливость, которая затерялась среди обширной низменности. Он чувствовал, что досада разрастается и сию секунду должна разорвать его. В этот момент мозг его был уже поражён, глаза залились яростью, а мышцы затвердели, как пластичный металл. Внутри груди нестерпимо жгло. Бурление вулкана захлебнулось, и всё то, что так долго подавлялось, резким порывом взлетело на воздух. Тучи заполонили небосклон, наступила минута затмения. Окружающие звуки растворились, и из глубины сознания импульсивно донёсся Xxxtentacion с «KING».

В нашего героя вселился бес, и, руководствуясь шёпоту зловещего духа, Александр разорвал паршивые оковы клетки, оставив одну большую дыру, показывая людям, что находится у них в груди.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Вся прелесть прошлого в том, что оно – прошлое.

Уайльд, «Портрет Дориана Грея»

Предлагаю отвлечься от пересказа происходящего и совсем немного осведомиться о прошлом нашего героя.

Всю сознательную жизнь, где родился и вырос, Александр провёл в столице России – Москве, такой естественно красивой утром и ослепительно-яркой ночью. Однако, правда жизни такова, что всё, даже приятное и хорошее, рано или поздно приедается. Со временем разрушается и призма, через которую человек смотрел во время очарования. В глазах его появляются сначала едва уловимые темноватые оттенки, а потом вовсе ясные чёрные цвета – недостатки. В этом случае, если любовь и преданность велика, взваливает он данный тяжкий груз на собственные плечи, называя это компромиссом. Именно таким образом некоторые из них он и перенимает на себя.

Александр тоже являлся заложником некоторых слабостей. Благодаря своей любви к городу он не представлял жизнь без роскоши и удобства. Правда, пороки не будут пороками как таковыми, если научится первоклассно оправдывать их громкими словами: «Ну разве грешно нести в себе дух вымирающего аристократизма?!».

Где роскошь, там и бесчисленное множество красивых девушек, подумаешь ты? – И всё правильно. Александр не переставал восхищаться их внешней красотой. Он мог молча просидеть в шумной компании на каком-нибудь праздничном вечере долгое время, засмотревшись на очаровательную девушку, попросту следя за выражениями её живого личика и мягкостью движений. Но уже тогда он знал, что ожидает, если решится заглянуть глубже.

Помнишь, я рассказывал, как мучительно восстанавливать каждую собственноручно выграненную частичку хрустального мира? В особенности после его полного краха. Разочарование словно душило Александра. Ему не хотелось в лишний раз обострять это чувство, заставляя себя вглядываться в ширму, за которой опять окажется беспросветная пустота.