Птица малая

– Спросить вы, конечно, можете, – с некоторой настороженностью проговорил Сандос. – Но ответить не обещаю.

– Как вы переносите это? – вдруг задушенным шепотом выпалил Джимми. – То есть… я начинаю сходить с ума! Поймите, надеюсь, что вас не смутят мои слова, я и сам смущен ими, но даже Д. У. начинает казаться мне красавчиком! София дала понять, что не интересуется мной и…

Эмилио поднял руку, ограждаясь от дальнейших подробностей.

– Вызываясь в полет, вы, Джим, знали состав экипажа. И уверен в том, что вы не думали, что мисс Мендес включена в него вашего удобства ради…

– Конечно, нет! – возмутился Джимми, потому что на самом деле питал определенные, хотя и не очень интенсивные надежды в этом плане. – Я просто не думал, что придется настолько тяжело.

– Можно и так сказать, – пробормотал Сандос с легкой ухмылкой на губах, отводя глаза в сторону.

– Можно. Боже, но это ужасно! – рассмеялся Джимми, охватывая длинными руками голову и сворачиваясь в унылую пружину. Затем конечности его распрямились, он посмотрел в глаза священнику и откровенным тоном проговорил: – Серьезно, скажите, как выходите из положения вы? То есть что следует делать мне?

Он ожидал услышать проповедь насчет самообладания в стиле дзен и розария, в смысле четок, так что не сразу понял Эмилио, когда тот посмотрел ему в глаза и сказал:

– Позаботьтесь о себе, Джим.

Сперва, по тому, как это было сказано, по интонации, с которой прощаются, Джимми было решил, что разговор окончен. Мысль дошла до него не сразу.

– Ох. Ну, да. Я… да, но…

– Тогда заботьтесь о себе чаще. До тех пор, пока это желание не перестанет все время торчать перед вами.

– Так, значит, вы обходитесь таким образом? А я думал, что по прошествии какого-то времени вы перестаете ощущать эту нужду. Или нет?

Лицо Эмилио стало непроницаемым.

– Личная жизнь, Джим, есть даже у священников.

И впервые с момента знакомства с этим человеком Джимми почувствовал, что переступил какую-то линию, и с максимальной быстротой постарался сдать назад:

– Простите меня. Не подумал. Вы правы. Мне не следовало задавать такой вопрос. Господи.

Сандос вздохнул, чувствуя себя неуютно.

– Впрочем, учитывая обстоятельства… Ну хорошо… В ответ на первый вопрос могу сказать вам, что при опросе пятисот целибатных монахов четыреста девяносто восемь из них заявили, что мастурбировали.

– А как насчет остальных двух?

– Элементарно, Ватсон. Судя по общей реакции, нетрудно предположить, что у них просто не было рук. – И, не дожидаясь, пока Джимми придет в себя, Эмилио сухим тоном продолжил: – Что касается вашего второго вопроса, могу только сказать, что потребность сохраняется и после двадцати пяти лет.

– Боже мой! Двадцати пяти лет?

– Первая часть вашего восклицания вполне объясняет вторую. – Эмилио запустил пальцы в прическу, он никак не мог избавиться от этой привычки. Потом позволил рукам опуститься на колени. – На самом деле вы находитесь в более трудной ситуации, чем священник или монахиня. Целибат – это отнюдь не только воздержание. Это активный выбор, а не отсутствие возможности.

Джимми промолчал, и Эмилио продолжил – в полном спокойствии, с серьезным выражением лица и глаз:

– И вот еще, я буду честен с вами. Священники отнюдь не одинаковы в своей способности соблюдать свои обеты. Это, надеюсь, общеизвестно? И если какой-то священник посещает женщину раз в месяц, он, может быть, достигает предела возможного для него воздержания, и при этом имеет секс чаще, чем некоторые женатые мужчины. При этом идеал целибата по-прежнему остается значимым для него. И по мере течения времени такой священник может все ближе и ближе подходить к своему идеалу. Дело не в том, что мы не ощущаем желания… напротив, мы надеемся только приблизиться к той точке, которая в духовном отношении делает нашу борьбу оправданной.

Джимми молчал, глядя на серьезное, сделавшееся необычным лицо сидевшего напротив него мужчины, и проговорил как будто бы более мужественным, взрослым голосом:

– И вы приблизились к этой точке?

Лицо Эмилио неожиданно просветлело, он, похоже, захотел что-то сказать, но смуглые пальцы вновь впились в темную шевелюру, и священник отвел глаза в сторону.

– Личная жизнь есть и у священников, – только и сказал он.

* * *

В ТУ НОЧЬ, ЛЕЖА в своей койке, Джимми вспомнил один разговор с Энн, состоявшийся однажды вечером еще в Пуэрто-Рико. В тот день он обедал у Эдвардсов, и Джордж, всегда понимавший, когда и кому из гостей нужно с глаза на глаз излить душу Энн, рано отправился спать. Дело было через три недели после приема первой передачи внеземлян, и Джимми пребывал в унынии по поводу того, что все считали его фальсификатором, а в лучшем случае, подобно Элен Стефански, предполагали, что он пал жертвой чужого обмана. Он по-прежнему часто видел Софию за работой, и ему стало неуютно общаться с Эмилио, полагая, что они являются любовниками. Ревность и осуждение наполняли его душу. И смесь эта растравляла ее.

Какое-то время он ходил вокруг да около, однако Энн знала, к чему он клонит.