— Извини, — говорю Сове, — я завтра помою полы в столовой.
И под всеобщие изумленные взгляды ухожу в барак первой.
Сова приходит ко мне примерно через час.
Сижу на кровати, промокая полотенцем не перестающую сочиться из надписи на животе кровь. Гвоздь был ржавым, к тому же в порезы попала грязь.
В дверь стучат.
Откладываю полотенце и берусь за нож, специально оставленный на покрывале неподалеку. Больше не собираюсь позволить кому-либо застать меня врасплох.
— Это я, — слышу каркающий голос снаружи. — Я вхожу!
— Входи, — отзываюсь, когда в этом нет никакой необходимости — гостья уже внутри. Убираю нож под подушку.
— Как ты? — интересуется Сова. Ковыляет к кровати, ставит передо мной какую-то бутылочку из непрозрачного стекла.
— Что это? — спрашиваю, проигнорировав вопрос о моем состоянии.
— Снимет воспаление, ускорит заживление, — отвечает Сова; присаживается рядом, окидывает меня взглядом с головы до пят.
Я полностью без одежды. Мое платье, порванное и пропитанное кровью, валяется у ног. В последние дни я ходила в одежде с наглухо застегнутым горлом, и пожилая женщина впервые видит и мой ещё не до конца сошедший с груди синяк, и не успевшие толком поблекнуть следы пальцев на шее.
Морщит лоб, словно не веря своим глазам.
— Это Пересмешник тебя так?
— Конечно нет! — пожалуй, отвечаю слишком жарко. Это вызывает у Совы улыбку. — Филин, — поясняю тише. — Ерунда.
— Ерунда, — соглашается гостья со вздохом. Достает из кармана небольшую тряпицу, смачивает содержимым из принесенной бутылочки и протягивает мне. — На, обработай раны.
— Спасибо, — бормочу. Промокаю надпись; щиплет. — С каких пор ты раздаешь медикаменты, не спрашивая Филина?
— Это наши с ним дела, — отрезает.
Ясно. Если уверена, что справится, то это и вправду ее личное дело.
Обрабатываю порезы, а гостья просто сидит рядом; бросает на меня взгляды исподлобья и молчит.
— Ты знаешь, что вогнала Кайре в задницу гвоздь не меньше чем на десять сантиметров? — наконец, заговаривает.
— Догадываюсь, — отзываюсь равнодушно. — Она заслужила, — указываю взглядом на свой живот.
— Что там хоть написано? — отнимаю руки и оборачиваюсь вполоборота, чтобы обзор был получше.
— Убо… — начинает Сова и замолкает; кашляет в кулак. — Понятно. Ты могла ее убить, — снова переводит разговор на тему ранения Кайры.
— Не гвоздем в задницу, — возражаю. — Я знала, куда бить. Не сможет какое-то время сидеть — и только.
— А если бы промазала?
Отбиваю ее пристальный взгляд своим.
— Не промазала бы, — Сова шамкает губами и больше не спорит. — К тому же многие считают нос горбинкой сексуальной изюминкой, — добавляю. — Кайре только на пользу.
— Не паясничай! — рявкает на меня Сова.
Усмехаюсь.
— Плакать, что ли?
— Не плакать, а думать. О последствиях, — отрезает. — Еще неизвестно, как отреагирует Филин, когда увидит за ужином вас, красавиц.
— Кто-то готовит ужин? — язвлю.
Гостья смотрит укоризненно.
— Рисовка готовит. Хоть одна тут нормальная.
— Поэтому-то, наверно, Филин и имеет ее, когда только пожелает.
— Гагара! — вспыхивает Сова. — Да что с тобой?
Качаю головой.
— Ничего. Говорю, что думаю. Знаешь, для разнообразия это приятно. А Филин ничего не сделает, потому что никто не побежит к нему жаловаться. Это его же законы, и он радеет за их хотя бы видимое исполнение.
Раньше, когда мы дрались с Кайрой, это всегда происходило на глазах Главы и других мужчин. К тому же, Кайра затем открыто обвиняла во всем меня. Поэтому Филин под одобрение остальных выносил мне «наказание».
— Может, и побегут, — не соглашается Сова.
— Майна и Кайра теперь нескоро смогут бегать, — замечаю язвительно; получаю еще один укоризненный взгляд. — Не побегут, — продолжаю серьезно. — Иначе будем болтаться на соседних деревьях.
Естественно, Филин заметит наши «боевые ранения», но он сам так проповедует: никто не в обиде — значит, конфликт исчерпан.
— А если они объявят зачинщицей тебя?
Пожимаю плечом.
— Маловероятно. Филин не идиот. И как бы терпеть не мог меня, даже он не сможет признать правдивой версию, что я напала одна на семерых. Я же убогая, — напоминаю, — а не сумасшедшая.
Сова только воздевает глаза к потолку.
ГЛАВА 34
Когда возвращается Ник, сижу на подоконнике и смотрю на закат.
Порез на животе почти не болит. Средство Совы и вправду творит чудеса: мигом остановило кровь и слегка заморозило, уменьшив боль. А вот голова гудит. За последний месяц по ней мне доставалось слишком часто.
— Привет, — Ник удивленно замирает в дверях.
— Ничего, что я взяла твои вещи?
На мне надеты его брюки и его футболка. Больше переодеться было не во что. Как оказалось, Пересмешнику, как новичку, досталось больше вещей, чем аутсайдеру Гагаре. Сарафан слишком тонкий и открытый, порванное сегодня платье предстоит попытаться привести в порядок. А у Ника обнаружилось еще несколько комплектов одежды.
Правда, штаны пришлось немного подвернуть, а рукава футболки достают мне практически до локтя. Зато эти вещи чистые и целые.