Птицеферма (СИ)

— Конечно ничего, — напарник отмахивается; хмурится и подходит ко мне, заглядывает в глаза. — Что случилось? — протягивает руку, отводит мои волосы за ухо, чтобы полюбоваться на живописный кровоподтек на скуле.

— Тебя с Кайрой не поделили, — отвечаю спокойно.

— Из-за вчерашнего, что ли? Подвинься, — подвигаюсь, и он садится рядом со мной на подоконник.

— Угу. Моя простыня не покрыла причиненный ей моральный ущерб, — язвлю.

Ник смотрит на меня очень серьезно. Чувствует, что все не так легко и весело, как пытаюсь показать. А я для себя четко решила, что надпись на моем животе он не увидит. Не увидит и все. Никогда. Если выберемся, врачи мигом ее уберут, если нет — с ней и сдохну.

Ник накрывает мою лежащую на колене ладонь своею. Вздрагиваю, отдергиваю руку.

— Эм, ты вся горишь.

Сова заставила меня выпить ещё несколько чудо-пилюль и предупредила, что они могут вызвать повышение температуры тела. Так что ничего удивительного.

— Со мной все нормально, — произношу с нажимом. — Женские разборки из-за мужика, не более.

Ник молчит, не сводя с меня тревожного взгляда.

— Мне поговорить с Кайрой? — предлагает затем.

Хмыкаю.

— Что, отлупишь ее за меня?

Но сегодня у напарника настроение не для шуток.

Морщится.

— Я не страдаю местной забавой «избей женщину».

Чувствую укол совести. Не нужно было так резко, он этого не заслужил.

— Извини, — бормочу, отводя взгляд.

— Янтарная, да что с тобой? — кажется, перепады моего настроения его напугали.

— Ничего, — качаю головой. — Ничего. Просто посиди со мной, ладно? — на этот раз сама нахожу его ладонь, сжимаю, а потом, окончательно осмелев, кладу голову ему на плечо.

— Эм, мне бы переодеться. Я весь грязный и потный.

— Мне все равно, — отзываюсь. — Просто посиди со мной.

— Как скажешь, — больше не спорит, обнимает меня одной рукой, притягивает к себе. — Ты же не все мне рассказала, да? — осторожно спрашивает через несколько минут.

— Не все, — признаюсь. — Не сегодня, ладно?

— Ладно, — откликается эхом.

Больше вопросов не задает.

* * *

Сказать, что внешний вид женской части Птицефермы производит среди мужчин фурор, — ничего не сказать.

Синяки, разбитые лица, хромающая Майна, Кайра с пластырем поперек переносицы, садящаяся на самом краю лавки, пристраиваясь так, чтобы одна ягодица висела в воздухе.

— Под «не все рассказала» я представил себе что угодно, но только не это, — шепчет мне Ник, когда входим в столовую.

Пожимаю плечами.

— «Не все» — это очень широкое понятие, — говорю; прохожу к столу под ненавистными взглядами своих недавних противниц.

— Это ты их? Одна?

— Я и моя тень, — бормочу. Адресую Нику укоризненный взгляд, намекая, что довольно расспросов.

Во время приема пищи за столами стоит гробовое молчание. Все переглядываются, обмениваются удивленными взглядами, пожимают плечами, но помалкивают.

Я уже и забыла, каково это — не слышать бесконечный треп Чайки. С разбитыми губами особо не поболтаешь.

— Никто ничего не хочет мне сказать? — громко спрашивает Филин под конец трапезы.

Ответом ему служит все то же молчание.

— Чайка? Кайра? — Глава тут же выделяет главных сплетниц Птицефермы. Но те лишь смотрят в свои тарелки. — Сова?!

— Девочки разминались, — отвечает пожилая женщина.

Губы Филина сжимаются в прямую линию, но он принимает такой ответ.

Да, я неплохо размялась.

* * *

Ник засыпает быстро, чуть ли не едва коснувшись головой подушки.

А я не могу спать. Верчусь то с боку на бок, то ложусь на спину. Почему-то жутко хочется лечь на живот. Но нельзя: действие снадобья Совы подходит к концу, и до поврежденной кожи больно даже дотронуться.

Наконец, не выдерживаю, встаю.

Стараясь не шуметь, добираюсь до стула, на котором оставила брюки. Одеваюсь, ныряю в ботинки.

Мне плохо и жизненно необходимо с кем-то поговорить. Но Ник сейчас не тот человек, с которым я могу быть достаточно откровенна.

* * *

Ник сказал, что Дэвин перебрался в заброшенный гараж довольно далеко как от шахты, так и от поселения. Иду туда.

— Дэйв, — зову осторожно, — Дэйв, ты здесь?

Если он снова сменил место дислокации, получится, что я зря проделала такой долгий путь. К тому же, от длительной пешей прогулки кожа внизу живота горит огнем.

— Дэйв?

— Детка, вот так сюрприз, — раздается из темноты, когда я почти отчаиваюсь.

— Привет, Дэйв, — выдыхаю с облегчением.

Дверь гаража медленно и бесшумно приоткрывается, и на пороге появляется темная тощая фигура.

— Ты вспомнила, как звала меня раньше? — усмехается.

— Не знаю, — признаюсь. — Это интуитивно.

— Ты звала меня «Дэйв», а я тебя…

— «Детка», — перебиваю с усмешкой. — Ты всегда звал меня деткой. И сейчас зовешь.

В ответ — хриплый смех.

— Детка, это называется стабильностью, — только хмыкаю и не спорю. Дэвин сильнее высовывается из своего укрытия, осматривается по сторонам. — Ты одна, что ли?

— Одна. Впустишь?

— Эхе, — кажется, отсутствие Ника его радует. — Конечно, детка, мой дом — это твой дом.

— Не дай бог, — бормочу, входя в полуразвалившийся от времени то ли гараж, то ли сарай.

* * *

— Ты больше не кашляешь, — замечаю.