Птицеферма (СИ)

— Помогай давай, раз оклемалась, — Сова кивает на стол, где уже лежат помытые овощи. — Нарезай.

Не говоря ни слова, принимаюсь за работу.

В горле стоит ком. Да, в здравом уме я не сказала бы вслух ничего подобного, но Олуша… Она же знала, что я «под кайфом», и все равно хотела сдать Главе, так, на всякий случай.

— Зачем ты вступилась за меня? — спрашиваю не раньше чем через четверть часа, когда ком в горле, наконец, исчезает, и я уже не сомневаюсь, что не заплачу.

Сова стоит ко мне боком, помешивает варево в кастрюле; поворачивается.

— Готовишь ты недурно, — бросает и снова отворачивается.

ГЛАВА 9

К завтраку мой сарафан не успевает высохнуть и чересчур обтягивает фигуру, липнет к коже.

Стою на раздаче. Получаю пристальный взгляд и кивок от Главы — отметил, что я встала с постели, одобряет, что не стала дольше бездельничать. Кайра, открыто милующаяся с Зябликом, тоже удостаивает меня персональным взглядом — полным ненависти.

А еще Пингвин… В его глазах читается сомнение, и смотрит он не в лицо, а пониже шеи — все ясно: мокрый сарафан, а нижнее белье на Пандоре не предусмотрено. Выходит, засомневался во второпях принятом решении, раздумывает, стоит ли биться за меня на предстоящих состязаниях.

Перехватывает мой взгляд и многообещающе кивает — решил, будет возвращать меня обратно. Впрочем, Кайра даже не смотрит в его сторону. Полагаю, причина в этом.

Отворачиваюсь.

Мои мысли занимает другой человек. И не как мужчина. Меня волнует, почему он вступился за меня и где сам пропадал во время праздника.

Пересмешник тоже поглядывает в мою сторону, но не так пристально, как Пингвин. Хотя, я стою у стола, когда остальные сидят. Может, мне только кажется?

Не кажется, понимаю, когда тарелки наполнены — мне снова осталось место рядом с новичком. Случайно ли? Не верю. Здесь так не принято: никто не пытается застолбить за собой какое-то определенное место, все садятся как попало.

Значит, Пересмешник сам позаботился о том, чтобы рядом с ним никто не сел. Что ему от меня нужно?

Пытаюсь сохранять равнодушное выражение на лице и молча подхожу к оставленному мне месту. К счастью, сегодня Филин сидит за соседним столом.

Замечаю Олушу. Она за моим же столом, но с противоположной стороны — напротив. Обращает внимание, что я смотрю на нее, и торопливо отводит взгляд, будто ее обожгло. Кулик, с подвешенной к груди рукой, сидит за столом Филина, через два человека от Момота, поглядывает на того со злобой, но конфликт не затевает — терпит, ждет состязаний.

— Как ты? — Пересмешник поворачивается ко мне.

— Жить буду, — отвечаю коротко. Спина ноет и чешется, но болью то, что я сейчас ощущаю, точно не назовешь. В прошлый раз без медикаментов все заживало гораздо дольше. В любом случае, обсуждать свои увечья не хочу. — Нам надо поговорить, — говорю шепотом, чтобы нас не услышали. После купания мои волосы еще влажные и потому распущены; опускаю голову, позволяя им упасть на лицо, — прячусь от любопытных взглядов.

— Мы уходим на рудник сразу после завтрака, — отвечает Пересмешник так же тихо. Удивления не выказывает, вопросов не задает.

То, что утром у него не будет времени, знаю и так. Праздники и похороны закончились, и жители Птицефермы вернулись к своему обычному режиму дня: мужчины сразу после завтрака идут на рудник, а женщины занимаются огородом, стиркой и приготовлением пищи.

— Вечером?

— Это свидание? — вопросом на вопрос.

Вскидываю на него глаза. Открыто смотрит в ответ. И да, он действительно это сказал.

— Вечером, — шепчу утвердительно, оставив странную шутку без ответа.

Мне не по себе. Не понимаю его мотивов.

— Как скажешь, — соглашается без единого возражения Пересмешник и больше не пытается со мной заговаривать; продолжает трапезу.

Тоже берусь за ложку. В моем желудке за последние три дня не было ничего, кроме того мерзкого дурманящего отвара, но аппетита нет.

Ковыряюсь ложкой в тарелке и тайком рассматриваю сидящего слева от меня. Сегодня он снова собрал свои светлые волосы в «хвост». Странно, но ему идет.

А вот запах шампуня выветрился, и мне безумно жаль этого потерянного аромата. Он будто был весточкой из того, забытого мира.

А теперь его нет.

* * *

— Я все равно знаю, что это ты, — бросает мне Кайра сквозь зубы, проходя мимо на выходе из столовой и якобы случайно толкая в плечо своим плечом.

Как бы она ни обласкивала своим вниманием других мужчин, и как бы быстро ни нашла утешение в объятиях Зяблика, Чиж был для нее особенным, а его смерть стала ударом. Тем не менее мне не до сочувствия. Сова права: надо подумать о своей шкуре. А я чуть было не лишилась головы именно из-за обвинений Кайры в мой адрес. С этим нужно кончать.

Не позволяю ей сделать выпад в мой адрес и прошествовать мимо; прихватываю за локоть, вынуждая остановиться.

— А раз так, то не тронь меня, если не хочешь стать следующей, — предупреждаю шепотом.

Глаза девушки изумленно распахиваются, но я уже выпускаю ее и иду своей дорогой.

У меня еще гора немытой посуды.

Люди вереницей тянутся из столовой, образуют «пробку» в дверях.