Птицы белые и черные

— Ладно, Витюша, чего старое вспоминать, — вздохнул Потепалов. — Чемпионат ты выиграл. Значит, доказал… Победителей не судят…

— Я правильно работал или нет, можешь ты ответить?! — повысив голос, в третий раз спросил Виктор. Лицо стало злым.

— Нечестно работал, — после долгого молчания ответил Потепалов.

— Что значит — нечестно?

— Нечестно — это и значит нечестно. — В голосе Потепалова вновь промелькнула отчужденность.

— Ты считаешь, что Лыжников был более меня достоин выступать на чемпионате?

— Я так не считаю. Я считаю, что в бою с Лыжниковым ты работал нечестно. — И Потепалов отвернулся к иллюминатору, считая разговор законченным.

…Федор Иваныч проснулся от долгих, настойчивых телефонных звонков. Он чертыхнулся, долго не мог попасть ногами в тапочки, наконец нашел, зашаркал по комнате к коридору.

— Да, слушаю! Кого? Нету ее. Я говорю, нету дома, она в ночную смену работает. А кто спрашивает?

Но на другом конце провода отвечать не пожелали и повесили трубку. Федор Иваныч послушал длинные гудки, еще раз чертыхнулся.

…Всю ночь Степан Егорыч просидел на лавочке у пруда. Рядом лежала охапка роз. В неподвижной воде отражались звезды и заводские фонари. Завод был как раз напротив, через пруд. Невысокая ограда, за ней виднелся приземистый, ярко освещенный корпус. Неумолчно грохотали машины, и этот грохот доносился до Степана Егорыча. Изредка слышались тонкие и протяжные паровозные гудки.

Степан Егорыч курил папиросу за папиросой.

Потом задремал, уронив на грудь голову. Тяжелые руки с набухшими венами покоились на коленях.

Проснулся он оттого, что кто-то засмеялся, проходя мимо. С трудом разлепил глаза и снова зажмурился. Взошедшее солнце слепило. Смена кончилась, и народ валил через проходную.

— Кому цветочки приготовил, дядя? — весело спросил парень в плаще-болонье.

Степан Егорыч протер глаза, поднялся. Он взял свою охапку цветов и пошел было к проходной. Но остановился. Он чувствовал, замечал, что на него все смотрят, усмехаются, отпускают шуточки.

Он вернулся в скверик на берегу пруда, огляделся по сторонам и быстро запихнул цветы под лавку.

Теперь он чувствовал себя куда увереннее. Оправил пиджак, застегнул на все пуговицы рубаху и двинулся уверенным шагом к проходной.

Любу он увидел сразу. Она шла с тремя женщинами. Ох и постарела она за это время, бог ты мой! Частая седина в волосах, морщины на лбу. И только глаза прежние, ярко-синие и молодые.

Она прошла мимо него, о чем-то разговаривая с подругами, и Степан Егорыч так и остался стоять на месте. Неужели не узнала? Нет! Вот она сделала еще несколько шагов, быстро оглянулась. Еще несколько шагов, и еще раз оглянулась. И остановилась, медленно повернулась, все смотрела и смотрела, будто не верила своим · глазам.

— Степан? — неуверенно прошептала она.

И подруги ее остановились, с недоумением смотрели.

— Степан, ты? — уже решительно спросила Люба и пошла навстречу.

А он так и стоял на месте, не в силах сдвинуться.

— Да откуда ж ты свалился-то, Степушка?

— С Луны. — Степан Егорыч криво улыбнулся.

Они стояли друг против друга. И сразу обнялись, будто их ударило током.

— Степан, Степан… Ты что же не позвал меня?

— Гадал стоял, узнаешь ты меня или нет, — скупо улыбнулся Степан Егорыч.

…Встречали их жены, родители, друзья. Жаркое солнце сушило мокрый после дождя аэродром, и в лужах радугой светились фиолетовые нефтяные пятна. На лепестках цветов горели капли воды. Прорвавшиеся к трапу жены и родители швыряли эти цветы под ноги боксерам. Словно боги сходили с неба на землю, счастливые и уверенные в том, что осчастливили и простых смертных одним своим появлением на грешной земле.

Какие-то незнакомые люди пожимали Виктору руки, поздравляли. А он рассеянно отвечал, шарил по толпе глазами, отыскивая мать и Татьяну. Неужели не пришли?

Он увидел, как «медведь» Потепалов подхватил на руки своих дочек, а рядом стояла маленькая, щупленькая жена, и в сравнении с огромным мужем она казалась еще крохотнее. Генка Чернышев пытался обнять сразу троих девушек, те смеялись, совали ему в лицо букеты цветов. Потом его ухватил за рукав Станислав Александрович.

— Через неделю — на тренировку. Завтра встретимся в Федерации в два часа. Не забыл?

— Да, да, в два часа, — почти не слушая его, отвечал Виктор, а глаза продолжали всматриваться в толпу — он все еще не терял надежды встретить мать.

Словно из-под земли вынырнула Татьяна. Она повисла у него на шее, горячо зашептала в ухо:

— Витенька, миленький, как я соскучилась!

Виктор обнял ее так, что под платьем что-то треснуло, и Татьяна вытаращила на него испуганные глаза:

— Ты с ума сошел?!

Виктор засмеялся. Наконец, и его кто-то встретил.

— Сапоги привез?

Виктор кивнул. Татьяна подпрыгнула, чмокнула его в щеку, и ее прозрачно-зеленые глаза стали еще больше.

— Лаковые, черные?

Виктор снова кивнул, и она еще раз поцеловала его в щеку.

— Милый, как я рада…

— А почему мать встречать не пришла? — спросил Виктор.

— Не знаю, я давно ее не видела.

— Не могла навестить? — нахмурился Виктор.

— Не могла, Витенька… У меня еще два хвоста не сданы: английский и теоретическая механика.