Птицы, искусство, жизнь: год наблюдений

– Мне нравится идея песен для тех, у кого нет особых вокальных данных. Ну, знаете, маленькие птичьи песни, которые пробиваются сквозь городской шум.

– Знаю-знаю, да, я знаю, о чем вы говорите, – ответила я.

⁂

Если ты вкладываешь в малюсенький сосуд – в песню – всё и живешь с душой нараспашку, какими мерками это мерить? Это что-то маленькое или, наоборот, огромное? Если ты решаешься на маленькой сцене открываться без утайки, когда поешь для кого-то маленького в своей душе и знаешь, что песни быстро тают, что это – скромный масштаб или, наоборот, исполинский размах?

⁂

День за днем я пишу свои слова за маленьким столиком в маленьком уголке маленького кафе на маленькой улочке. Когда день теплый, двери распахнуты. Домовые воробьи иногда скачут по полу мимо или пролетают над головой. Даже не знаю, когда я начала предпочитать всё маленькое. Зарисовки мимолетного, почти микроскопические скульптуры, лаконичные рассказы, короткометражные мультфильмы, изящные новеллы, маленькие садики, компактные студии, задушевные ужины для маленькой компании, маленькие, мало что от тебя требующие дни, когда можно мало-помалу выкраивать всё больше времени на писательскую работу.

И всё же – я не хочу, чтобы мои отец и мать стали маленькими, усохнув от старости. Не хочу иметь дело со всем тем маленьким, которое «замкнуто в своем кругу» или «эксклюзивно» (например, доступно лишь немногим), со всем тем маленьким, за которым стоит мелочность или ксенофобия (когда статус новоприбывших умаляют во имя ценностей, свойственных маленьким городкам), или с людьми, у которых маленькая, в противоположность большой, душа (то есть холодное, скаредное сердце).

Быть маленьким – это не про безупречность, обворожительность и великосветскость. Маленькое с астрономической суммой на ценнике или с вздорными претензиями на тонкий художественный вкус – на самом деле не маленькое, а, как заметила Натания Розенфельд в своем прекрасном эссе «Похвала всему маленькому», – «монументальность наизнанку… ярко выраженная помпезность в миниатюре». Скажем так: это когда малость водружают на пьедестал.

Возможно, я напрасно приписываю всему маленькому чистосердечные намерения. Возможно, мои вкусы подпали под влияние феминизма (и это объясняет, почему символы монументальной и мускулистой силы не привлекают моего внимания). Или под обаяние буддизма – это способ подтвердить мою малую величину относительно космического масштаба других вещей.

«Многие люди пытаются вновь обрести тот охват зрения, который, по сути, позволяет видеть вещи в человеческом масштабе, пытаются выпутаться из уз зависимости от непостижимых сил глобальной экономики», – пишет Мэттью Кроуфорд в своей культовой книге «Школьные уроки труда как воспитание души». «Думаю, мир спасут миллионы маленьких вещей, – сказал за несколько лет до смерти Пит Сигер, скончавшийся в 2014 году. – На свете слишком много вещей, которые идут не так, когда становятся из маленьких большими».

Я признаю, что любовь ко всему малому и маленькому – это отчасти в пику окружающим. Поскольку я дочь запасливой любительницы оптовых покупок, мини-упаковки мне милее, чем упаковки суперсайз. Поскольку я замужем за фанатом длинных властных опер типа вагнеровских, я склонна фетишизировать краткость и сдержанный саунд.

Свою роль играет и то, что я утратила способность надолго сосредоточиваться. Теперь мне нелегко даются длинные фильмы или толстые книги. На воскресный выпуск The New York Times смотрю с паникой. В старые времена я досмотрела до самого конца фильм «Шоа»[11], читала романы величиной с кирпич и слушала музыку бокс-сетами на компакт-дисках, но со временем меня обуяла лень, обусловленная тенденциями в культуре. Мне всё еще нравятся пространная проза, длинные, прихотливо вьющиеся фразы, объемные персонажи, чья психология и эмоции прорисованы детальными штрихами. Но я лучше почитаю «Открытый город» Теджу Коула, чем «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста.

Поэтому теперь я стараюсь находить аргументы в пользу продуманной сжатости и непременной интимности произведений малых форм, где далеко не всё урезается пропорционально. В «Зайце с янтарными глазами» Эдмунд де Вааль называет нэцке, которую держит на ладони, «маленькая резкая вспышка точности»[12]. Лучше не скажешь. По моему опыту, внешняя малость произведения может указать путь к огромным внутренним глубинам.

Но я готова довольствоваться и неожиданным постом в инстаграме, и каким-нибудь смешным коротеньким комиксом. Маленькое не обязано быть глубокомысленным, чтобы меня зацепить.