Птицы небесные (сборник)

Я потерял способность различать, где кошмары видений и где действительность. В храмы Божии меня не пускали и тащили оттуда за шиворот на дорогу, потому что, как только хор запевал антифоны, я становился на четвереньки и выл волком. А когда выносили чашу с Дарами, кто-то из меня изрыгал матерную брань, хулу на Бога, и я бросался с кулаками на священника, чтобы опрокинуть чашу и растоптать Дары. Я ужасно оборвался, оскотинился, оброс волосами и бородой и ходил по улицам, беспрерывно изрыгая мат на всех и вся, за что часто меня били. И посему пришедший в отчаяние свояк выставил меня из своего дома на улицу. Я стал побираться, неведомо куда направляясь. Нищенствуя, я молча протягивал руку за подаянием, на помойках находил старую одежду и обувь. Нищенствовал я молча, потому что если открывал рот, то сразу начинал выкрикивать мерзкие слова и хулу на Бога. В полях я любил передвигаться на четвереньках и жевал траву, как древний вавилонский царь Навуходоносор. О доме, о жене своей я совершенно забыл, как будто ее никогда и не было. Спал я в канавах, под деревьями, в стогах сена и на кладбищах и каждую ночью с бесами и ведьмами летал на шабаш. Проходя Черниговскую область, где много святых мест, я вышел к Троицко-Ильинскому монастырю, окруженному с восточной и южной сторон долиной и оврагом, с величественным собором о трех куполах во имя Живоначальной Троицы. Так как я без матерной брани не мог раскрыть рта, то показывал монахам и богомольцам картонку, где написано было, что я ищу старца-пустынника праведной жизни. Но никто мне ничего путного сказать не мог, а один монах надо мной смеялся и сказал, что прежние старцы все вымерли, а новые еще не завелись. Я хотел войти в собор, где, по слухам, была чудотворная икона Ильинской Божией Матери «Руно орошенное» с чудодейственным истечением слез, но неведомая сила из притвора выбрасывала меня на паперть. Я плакал, катался с воем по каменным плитам, залез монаху под рясу и на карачках хотел с ним пройти в храм, но он мне отвесил по шее и спихнул со ступенек во двор. Из храма вышел иеромонах с кропилом и стал гоняться за мной и кропить святой водой. Я чуть не задохнулся от бешенства и, схватив кирпич, запустил им в черноризца. Но на меня навалились богомольцы, скрутили веревкой и потащили ко святому источнику, где по грудь сидели и спасались мужики и бабы. Вода была ледяная, и на стариках на плечи были наброшены тулупы, а на головах – шапки-ушанки. Из будки вышел иеромонах и позвенел колокольчиком, чтобы все вылезали из воды. Положено было окунаться с головой, но многие женщины берегли прическу и выходили с сухими волосами. Я увидел, что на их головах у каждой сидела целая куча бесов, о чем я стал кричать и ругаться, что зря они старались и попусту сидели в святой купели. Иеромонах дал знак, и богомольцы кинули меня прямо в одежде в купель. Я стал вопить, как зарезанный, вокруг меня вода возмутилась и как бы закипела, веревка развязалась, и я выскочил на берег. Немного оглядевшись, я увидел: на ближних кустах и деревьях развешано множество тряпок, нижнего белья, квачей, костылей и посохов. Здесь были и бюстгальтеры, трусы, колготки, чулки, кальсоны, шапки, косынки и масса трепещущих на ветках разноцветных тряпочек и лент. Оказывается, что нынче пошла такая мода у исцеленных – цеплять на кусты и деревья части одежды, которая прикрывала больное место. Мода пришла с католического Запада, где у чудотворных икон, мощей и источников в костелах на стенах развешивают костыли, трости, а также небольшие серебряные и золотые изображения больного органа, получившего исцеление. Но мы, по бедности своей, пока до этого не дошли и поэтому знаменуем свое исцеление развешиванием кальсон и бюстгальтеров. А к чему это? И зачем такой срам в святом месте? Никто сказать не может, и бесы, сидящие во мне, потешались и глумливо выкрикивали всякие непристойности. Иеромонах одной рукой взял палку, другой поднял свой наперсный крест и пошел на меня, явно желая отколотить палкой и ожечь крестом. Я вскочил на ноги и убежал в лес. И опять я пошел по дорогам искать неведомого святого старца. Где-то на перекрестках дорог или на кладбищах, где любит собираться всякая нежить, в меня вошел еще один бес. Бес стяжательства. Я завел себе еще одну картонку, на которой написал, что у меня рак желудка и мне нужны деньги на операцию. И жалостливые люди стали мне щедро подавать деньги, я жадно запихивал их в чулок, который вскоре приобрел форму колбасы. Конечно, это была наглая ложь, а отец лжи – дьявол, но я и сам был его слугой и поэтому мучился и работал на него. С Украины я вышел в Россию и везде показывал людям картонку, что ищу праведного старца-пустынника. И где-то около Курска мне люди сказали, что жил неподалеку старец по фамилии Тяпочкин, но уже лет десять, а может и более, помер. Но я и этому известию был рад. Значит, где-то есть и живой старец.