Птицы небесные (сборник)

Деревня, где проживал Петруха Сидоров, называлась Матренины горки, и действительно, она располагалась на возвышенности, с которой открывался вид на протекавшую внизу речку Тешу, на заливные луга и на синеющий вдали лес. Хорошо и вольготно было жить в деревне, пока он был босоногим мальчишкой, но как только подрос, стало его томить желание пожить в большом городе. Уж очень сладко о том рассказывали приезжающие летом односельчане. Отца у него не было, и мать отдала его в ПТУ в небольшом районном городке, где он за два года выучился на сантехника. А зачем в деревне сантехник, когда воду берут из колодца, а отхожее место устроено в коровнике? Но вот стукнуло ему восемнадцать лет, и его загребли в армию. Воевать в Чечне не послали, а определили в большом городе сантехником, обслуживать Дом офицеров. Сбылась его мечта, и он теперь из казармы с утра ехал на трамвае в Дом офицеров, где у него на нижнем этаже была своя каморка с полками, на которых лежали разложенные по порядку разные водопроводные снасти, а на полу теснился ряд новеньких унитазов. Стоял у него и телефон, по которому его вызывали, если случалась какая-то оказия в этом громадном здании, оснащенном большим техническим хозяйством. Если он не шел со шведским ключом чинить какой-нибудь кран, то ложился спать на обтертый засаленный диван и спал до определенного часа, по принципу: «Солдат спит, а служба идет». Так и проспал он свои два года, пока не подкатил долгожданный дембель. В деревню ему ехать было неохота, а тут, наконец, решилось дело с Манькой-маляршей, которая недавно похоронила свою бабку и стала сама себе хозяйка. Хотя Манька и была косовата на один глаз, но зато у нее была своя комната в коммуналке на Литейном. Конечно, один ее глаз смотрел к переносице, но все остальное было на месте и не последнего качества. Поэтому, принимая во внимание комнату, хорошие Манькины заработки и городскую прописку, Петруха решил жениться на ней и зажить своим домом. Через год у него родился младенец Яшка, но почему-то он тоже был с хитрым косым глазом и своим диким пронзительным криком не давал Петрухе спать. Старая Сергеевна, которая жила в соседней комнате за тонкой перегородкой, сказала Маньке, что у ребенка крикса и что к косому глазу еще прибавится грыжа, если он и дальше будет так орать. Манька не огорчалась, что у Яшки косой глаз, а, наоборот, радовалась, что Яшку со временем не заберут в армию, потому как с косого глаза стрелять невозможно. А Петруха радовался, что он уже отец семейства, и на людях держал себя солидно. Вначале он устроился сантехником в жилконтору, где бригадиром был Сергеич – коротконогий старикашка еще николаевского разлива, не выпускавший изо рта замусоленный окурок и требовавший с Петрухи ежедневную дань деньгами и бутылкой водки. Из-за этого обстоятельства Петруха перешел в частную фирму по монтажу и ремонту оборудования в обширных и богатых особняках у «новых русских». Этих особняков наросло вокруг города как грибов, и работы было невпроворот, фирма богатела и хорошо платила рабочим. Работал Петруха сноровисто и быстро, и поэтому от довольных и богатых клиентов – хозяев особняков – ему шел еще отдельно хабар, и кроме того прислуга почти всегда выносила ему на подносе стакан водки и бутерброд с копченой колбасой. Он стал частенько возвращаться домой под хмельком и иногда поколачивать Маньку. На следующее утро, разглядывая синий фингал у Маньки под глазом, каялся и просил у нее прощения.

Когда Петруха еще жил в деревне, то мать, сама очень богомольная, и его старалась приучать к Божественному. Ни в Матрениных горках, ни в соседних деревнях церквей не было, и поэтому верующие бабы наладились собираться у них в избе в субботу вечером и в воскресенье утром, чтобы справлять вечерню, утреню и изобразительны как могли – яко же можаху.

Мать тонким жалостливым голосом читала кафизмы из Давидовой Псалтири, службу вечерни и утрени по старинному Часослову, а три старухи в белых платочках пели: «Господи, помилуй», «Подай, Господи» и разные тропари, не по обиходным гласам, а на свой деревенский лад.

Потом все оставались пить чай из самовара и вели долгие и благочестивые разговоры о явлении Богородицы, о чудотворных иконах и о праведных старцах и старицах.