Целый день, и особенно к вечеру, ручейками к собору стекался народ. Все были в состоянии торжественного ожидания. Говорили тихо, но больше молчали. К половине двенадцатого в соборе началось пение канона Великой Субботы. Это было последнее великопостное пение.
При пении ирмоса «Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе» священнослужители переносят Плащаницу и полагают на Престол. До полуночи осталось несколько минут. Несмотря на множество народа, в храме царит торжественная тишина. Народ в напряженном ожидании. Но вот из-за закрытых Царских Врат начинается тихое пение стихиры «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити…» Пение становится все громче и громче, медленно открываются Царские Врата, и в красных золотых ризах выходит священство. Начинают звонить колокола. Звонари стараются во всю мочь. И под пасхальный перезвон все направляются вокруг собора. Начинается шествие крестного хода. Впереди с горящим фонарем на шесте идет высокий крепкий инок в стихаре, за ним, с тяжелыми святыми хоругвями, богатыри-хоругвеносцы, за ними большой монастырский хор, поющий стихиру крестного хода, за хором несут внушительных размеров Запрестольный Крест, по бокам его двое с зажженными свечами на жезлах, далее священники в красных фелонях в расшитых рушниках несут святые иконы, за ними монахи несут большой чудотворный образ Божией Матери с Младенцем Христом, далее иподьяконы с золотистыми рипидами на шестах идут, окружив иеромонаха, несущего большое, окованное серебром, напрестольное Евангелие. Следом за Евангелием в преднесении дикирия и трикирия в сопровождении двух архимандритов идет, опираясь на посох, сам архиерей в полном облачении, а сзади уже со свечами в руках идет православный народ. Звонят колокола, беспрерывно поет хор, и все радуются торжеству из торжеств. Обойдя храм, процессия останавливается перед закрытыми дверями собора. Архимандрит Арефа крестообразно машет кадилом и начинает Пасхальную Заутреню: «Слава Святей, Единосущей, Животворящей и Неразделимей Троице!» Хор во всю мочь поет пасхальный тропарь:
Духовенство и народ подхватывают, и тропарь поют уже все. Двери храма открываются. Он весь наполнен фимиамом. Внутрь церкви волнами входит народ. Уже поют Пасхальный канон: «Воскресения день, просветимся людие: Пасха, Господня Пасха. От смерти бо к жизни, и от земли к небеси Христос Бог нас преведе, победную поющия».
Архимандрит в новом сверкающем золотом и пурпуром облачении, стоя на солее, широко кадит весь-весь храм. В левой руке у него трехсвечник со крестом.
– ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ! – обращается он к народу.
И народ с радостными слезами на глазах громогласно отзывается:
– ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!
Вот он, долгожданный праздников Праздник. Беспрерывно на всю окрестность громким бронзовым звоном гремят монастырские колокола, возвещая, что сегодня на Русскую землю пришла Пасха Христова.
День памяти и скорби
Это был чудесный заливчик на Онеге, огражденный двумя мысками, поросшими густым еловым лесом. У берега, привязанная за веревку к дереву, стояла деревянная ладья – пузатенькая и валкая, похожая на половинку арбуза. На борту она несла сугубо морское название «Медуза».
У хозяина этой посудины – старого военного моряка – на одной стороне тела не было руки, на другой – ноги. Но он ловко управлялся со своими протезами и цепко передвигался по кораблику, который он называл по-старинному – шнява, хотя она двигалась не парусом, а посредством дизельного мотора. Сверху была устроена порядочная будка с вперед смотрящей иконой Николы Чудотворца, прилаженной на винтах к стенке. На мачте развевался потрепанный годами, выжженный солнцем, еще советского образца военно-морской флаг, который являл собой в наше время музейную редкость. Сама будка служила и каютой с лежанками, и камбузом с газовой плитой. На корме был надежный двигатель и на возвышении штурвал рулевого управления.
Постоянный экипаж капитана Егора Ивановича состоял из жены – толстой сырой старухи, которая клялась, что лет пятьдесят назад была первой красавицей в Севастополе. Много трудов приложил Егор Иванович, чтобы ее оморячить, воспитав из наседки-домохозяйки неутомимую морскую путешественницу. И еще здесь был рыжий пушистый кот Котофей, ужасно не любивший морские воды, но все же он снисходительно путешествовал, зная, что в этих мерзких водах водится вкусная рыба, до которой он был большой охотник.