Читаем Птицы перелётные полностью

А если разобраться, ну почему он должен уезжать из страны навсегда? Ну что у нас за правители такие? «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно…» Так, вроде, звучит их главная заповедь? Ну, помучили народ в тридцать седьмом – ну и хватит! Так нет же: говори, что положено, пой, что разрешено, печатай, что утвердит худсовет, и рисуй только то, что зовёт к светлым далям. Слава богу, что ближайшие друзья на работе и в жизни не отвернулись и не стали избегать встреч и разговоров с ней, матерью диссидента. Словечко новое придумали. Кажется, изменивший веру так называется. Веру во что?

И всё-таки… Кто-то на всякий случай стал сторониться, но в этих не очень-то верилось и в «нелихие» годы, так что бог им судья. Её ещё никуда не вызывали – ни в партком (она, правда, не была членом партии), ни в органы. Пока всё нормально. Может, путёвку в дом отдыха не дадут от месткома, так она никогда этими льготами и не пользовалась, а в Снегири на дачу она и на электричке доберётся, и контролёр не будет спрашивать её о судьбе родного сына.

– А что родственники? – задала она себе очередной вопрос.

Родные с её стороны далеко в Мордовии, и с ними связь давно потеряна, а Мишины… Да, в них присутствует еврейская кровь, и они, привыкшие к гонениям на протяжении многих веков, философски относятся к создавшейся ситуации. К тому же одна семья тоже сидит на чемоданах и ждёт документы, чтобы отправиться на историческую родину. Вот тоже придумали – «историческая родина». Хотели сначала создать для себя страну в нашем Крыму, Сталин не позволил; он предложил им Биробиджан – большинство не захотело туда переселяться; потом Палестина стала местом, куда они приехали поднимать собственное государство. И тогда уже появилось это словосочетание – «историческая родина». Ну да бог с ними…

В общем, одна она осталась во всей Москве. Спасибо, Наташа позвонила; теперь Болото обещал зайти. Какое смешное прозвище они ему дали и как оно ему идёт! Совсем не хочется его называть по имени. Она успела с ним поговорить на проводах Андрюши, когда тот ушёл с Наташей на лестничную площадку покурить. Болотце… Он так переживал, что его старинный друг уезжает; они так славно дружили, и соперничество их в музыке и в жизни принесло неплохие результаты. Андрюшка был посмелее Игоря и первым делал шаги, осваивая новые высоты в творчестве и в жизни. Собственно, Игорь всегда называл её сына ледоколом. И в профессиональные музыканты пошёл по проторённой другом дорожке. А как они славно играли вместе! Не вздумал бы он так же, по следам Андрея, покинуть страну… Бедные дети… Они не понимают, что все свои проблемы они привезут в эту Америку, да хоть куда, вместе с собой. И эти самые проблемы с ними останутся на долгие годы. Как им это объяснить?

5

Следующим вечером около подъезда, где жила матушка Дрона, Кулик терпеливо ждал Елену Борисовну. Наконец она появилась со стороны автобусной остановки. Как всегда, элегантно одетая, с минимумом косметики на лице, мама Андрея радостно заулыбалась, увидев друга своего сына.

– Болотце, как я рада тебя видеть! Промёрз, наверное, пока ждал?

– Всё в порядке, я недолго вас жду.

– Ну, пошли в дом, я тебя чем-нибудь накормлю.

– Спасибо, спасибо! Я не голоден, – говорил Игорь, поднимаясь с Еленой Борисовной в дом своего друга-эмигранта. Ха-ха-ха, как это непривычно было сознавать!

Они вошли в такую знакомую квартиру, с которой было связано столько тёплых воспоминаний… Всё сияло чистотой. Дух Дрона ещё не улетучился, но ощущалось, что с ним, с одной стороны, распрощались, а с другой – пытаются не дать ему исчезнуть из его ещё недавнего жилища. Масса фотографий Андрея: с «Птицами», с отцом, маленькая фотка с комсомольского билета, с «Половцами» на сцене, и ещё, и ещё, и ещё… Но главной, бросающейся в глаза практически отовсюду, была фотокарточка, сделанная где-то «на югах» вместе с Наташей – оба с мокрыми волосами, они, обнявшись, дерзко смотрят в объектив фотоаппарата, вызывающе красивые в своей молодости и в счастье быть вместе.

– Как тут всё изменилось, – невольно сказал Игорь.

– Я ничего не трогала, всё, как было при Андрюше, так и осталось.

– Странно, у меня было совсем другое ощущение от вашего жилища.

– Правильно! Вожак племени застрял где-то на охоте, – горько улыбнулась Елена Борисовна. – Ладно, пошли на кухню чай пить.

Она поставила чайник и начала что-то вытаскивать из сумки: какие-то конфеты, колбасу, хлеб, попутно расставляя чайные чашки и приборы на столе. Наконец она закончила «чайную церемонию» и пригласила Игоря за стол. Он уселся по привычке в углу, на своём месте, и спросил:

– Что-нибудь от Андрея есть?

– Да, он звонил вчера поздно вечером. Он в Вене, и у них два часа разницы с Москвой.

– И?

– Да поместили их в какой-то лагерь. Говорит, что условия вроде нормальные, всего хватает, но звонить в СССР дорого, и поэтому следующий созвон через две недели. У Андрея есть немного валюты, но он её решил приберечь до Америки. Она ему там пригодится, чтобы как-то, пока не найдёт себе работу, устроиться.

– А что, он окончательно решил в ю-эс-эй рвануть?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белая голубка Кордовы
Белая голубка Кордовы

Дина Ильинична Рубина — израильская русскоязычная писательница и драматург. Родилась в Ташкенте. Новый, седьмой роман Д. Рубиной открывает особый этап в ее творчестве.Воистину, ни один человек на земле не способен сказать — кто он.Гений подделки, влюбленный в живопись. Фальсификатор с душою истинного художника. Благородный авантюрист, эдакий Робин Гуд от искусства, блистательный интеллектуал и обаятельный мошенник, — новый в литературе и неотразимый образ главного героя романа «Белая голубка Кордовы».Трагическая и авантюрная судьба Захара Кордовина выстраивает сюжет его жизни в стиле захватывающего триллера. События следуют одно за другим, буквально не давая вздохнуть ни герою, ни читателям. Винница и Питер, Иерусалим и Рим, Толедо, Кордова и Ватикан изображены автором с завораживающей точностью деталей и поистине звенящей красотой.Оформление книги разработано знаменитым дизайнером Натальей Ярусовой.

Дина Ильинична Рубина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза