Птицы перелётные

Игорь отправился домой пешком, решив разложить все свои мысли по полочкам. Моросил дождь, и осень пробовала на зуб московскую погоду. Кулик не пользовался никогда никакими зонтами, и единственным спасением от занудливого дождя был поднятый воротник его плаща. Погода соответствовала настроению, и грусть по уехавшему за границу товарищу смешивалась с чувством раздражения на себя, на свою нерешительность. Конечно, Болото не созрел для того, чтобы менять так кардинально свою жизнь, – он был домашним парнем, который научился летать совсем недавно. Гастрольные поездки были для него школой жизни, когда приходилось принимать самостоятельные решения, не оглядываясь на родителей. Да, он работал; да, зарабатывал приличные деньги – но эти деньги он дисциплинированно отдавал матери. Рестораны, шикарные женщины, бега и игра совсем его не волновали. Игорь был музыкантом, поглощённым своим делом, и всё остальное его не увлекало с такой же силой. Часто коллеги из ВИА, где он служил, поглядывали на него, как на блаженного, и только пожимали плечами, когда не удавалось его склонить к весёлой попойке или к совместному походу к девчонкам. Игорь не был аскетом, но, как он говорил, не хотел лишать себя романтического флёра в процессе ухаживания за провинциальными красотками. Он, приглашая очередную девушку на пылкое свидание, старался каждый раз хоть чуточку влюбиться в неё. Да, порой и он встраивался в общий хор хвастовства, когда музыканты беззастенчиво обсуждали достоинства очередной

наложницы, пленённой после вчерашнего концерта. И тоже восхищался её «маракасами» и «станком», но о своих трофеях он чаще молчал, и поначалу в коллективе на полном серьёзе обсуждали правильность его ориентации. Но как-то раз одна из красоток, что расположилась на первом ряду концертного зала (а она была действительно хороша), попросила главного «ходока» ансамбля вечером отвести её к Болоту. И хвалёный ловелас, не преминувший между делом сказать, что Кулик вроде как голубой, тем не менее доставил её к Игорю. Девушка осталась в ту ночь, а потом несколько раз приезжала к нему на маршрут. Репутация Болота была восстановлена, но он по-прежнему старался не афишировать свои нежные отношения, считая, что ярче, чем любовь к женщине, может быть только музыка.

А он её, кажется, продаёт. Вот Дрон уехал туда, и не будет ему никто указывать, что играть и как играть.

– А ты так и будешь свою «Наденьку» петь в Эс-эс-сэрии. Да и «Наденьку» тебе не очень-то дают петь. Про стройки коммунизма – пожалуйста, а остальное не моги. Не по-ло-же-но! Что ж, будем ждать письма от Дрончика и читать его жизнь, как роман.

За этими размышлениями Болото не заметил, как добрался до дома. Он как-то даже слишком энергично вошёл в квартиру, разделся и решительно отправился в душ. Желание смыть с себя все впечатления дня заставило его сделать напор воды максимальным. Ему полегчало.

«И душ вылечил мою душу. Вот такая дурацкая игра слов», – подумал Болото, растирая себя махровым полотенцем.

4

Дней через десять Игорь решил проведать Елену Борисовну. Мать Дрона без присущей ей энергии сказала по телефону, что завтра после работы будет ждать его дома.

Собственно, а какой реакции мог ждать Болото? Прошло совсем мало времени с отъезда Андрея, и раны ещё кровоточили, и сердце матери ни за что не примирится с этой разлукой, когда непонятно, куда и зачем отбыл сын…

Пустота, которая поселилась в их с Андрюшкой квартире, пугала её, и она бесцельно перемещалась из одной комнаты на кухню, затем во вторую комнату, затем (забыла зачем) в санузел – и так весь вечер. Готовить обед и ужин было некому, а сама она могла обойтись и бутербродами. После шумных проводов Андрюши в квартире наступила звенящая тишина, и всё чаще приходила в голову мысль о бессмысленности собственной жизни. Да, сначала муж, теперь сын… Правда, Михаил, отец Андрея, умер, и ждать его бесполезно, а сын… А его она будет ждать всегда, как любая мать… Даже если никакой надежды на встречу не останется.

Телефон молчал; пару раз звонила Наташа, и они вместе поплакали. Ей, бедной, ещё тяжелее, наверное: у Елены Борисовны хотя бы теоретическая надежда на воссоединение с сыном оставалась, а Наташа… А Наташа, как она сама призналась, никакого вразумительного ответа от Андрея не получила. На проводах она спросила прямо:

– Что ты решил, что будет с нами?

А он (вот ведь натура бруновская!) что-то невразумительное в ответ. Ещё он ей сказал: если что – он её поймёт. Поймёт он её… Лишь бы не брать на себя ответственность, пусть бабы всё решают. Тоже мне, сильный пол!