А как мои московские друзья начали подражать югославу в манере одеваться, и даже в походке и осанке! Я сейчас вспоминаю, как был одет Джордже, и догадываюсь, что он носил пиджаки с подплечниками. От этого он казался невероятно широкоплечим, и эти самые плечи покоились у него практически на ушах. Он был высок, но имел привычку сутулиться. И вот, в сочетании с его пиджаками, у Марьяновича получался запоминающийся силуэт. Однажды от своей сестры я услышал термин «модная сутулость». Многие мои сверстники, не проводя, подобно мне, подробного анализа, начали при ходьбе искусственно задирать плечи вверх, достигая этой пресловутой «модной сутулости». То, о чём я сейчас рассказал, является верным признаком «джорджемании» в нашей стране, которая вовсю бушевала и в Югославии.
…Прошло много лет, и не было больше стран с такими названиями, как СССР и Социалистическая Федеративная Республика Югославия. Появившиеся свободы и деньги позволяют нам с женой решиться на приобретение квартирки на Адриатическом море. После известных событий и распада Югославии цены на жильё очень умеренные, и приобрести квартиру на зарубежном побережье значительно дешевле, чем построить дачу в Подмосковье. Мы облюбовали себе местечко в Черногории, в Которско-Рисанской бухте, в посёлке Прчань. Место удивительной красоты, где горы обрамляют залив, который внедрился вглубь Балканского полуострова аж на тридцать километров. Красота холодных норвежских фьордов причудливо соединилась с горами Южного берега Крыма. Я так думаю, процентов восемьдесят денег, что мы заплатили, сто́ит, как это звучит по-сербски, «погляд», и до сих пор мы не можем наглядеться на виды, открывающиеся с нашего балкона.
Мы начали проводить всё свободное время на нашей «ядранской» даче. У нас появились новые друзья – русские и местные. И кто-то из местных показал нам дом, принадлежащий Марьяновичу. Всего в каких-нибудь трёхстах метрах от нашего жилища! И я сначала поглядывал в сторону жилища Джордже, надеясь увидеть знакомый силуэт, а потом забыл о том, кто в этом домике живёт. Я не знал, что в начале девяностых у Марьяновича случился тяжёлый инсульт и что всё это время он с ним боролся. Музыкант сумел встать и начать ходить через два года после приступа, а через шесть лет он отважился спеть со сцены. Причём произошло это на территории бывшего Советского Союза: во время фестиваля «Славянский базар» зрители, увидев Джордже среди членов жюри, упросили его спеть. Поэтому-то он и не посещал свой дом так дисциплинированно, как мы.
И всё-таки нам повезло. Наша подружка Ирина Маслова, которая долгое время работала на телевидении, однажды, купаясь с нами в заливе, вдруг встала в стойку и прошептала:
– Жора!
– Какой ещё Жора? – удивился я.
– Какой-какой… Да Марьянович! Славик, пойдём, я тебя с ним познакомлю. Я его тыщу раз снимала; мы так зависали – мама не горюй!
– А удобно это?
– Пойдём-пойдём! Он – классный.
И мы пошли по направлению к немолодому мужчине: следы болезни и возраста явно проступали на его фигуре. Он ещё не успел загореть и обветриться, и восемьдесят с хвостиком явно читались в его облике. Ирка, не доходя до Марьяновича метров десяти, вдруг громко запела: «Девонька мала…» Это была суперпопулярная в Союзе песня «Маленькая девочка». Я, толком не зная слов, подхватил известную мне мелодию. Маслова же извивалась в каком-то ритуальном танце. Марьянович сперва остолбенел, но затем, начав узнавать Ирку, принялся всё смелее улыбаться.
– Ирен, – воскликнул Джордже, – как я рад тебя видеть! Я понял, что не зря ездил к вам, – меня ещё помнят!
– Помнят, помнят, ещё как помнят! Вот Славик – известный русский музыкант! Так он просто вырос на твоих песнях. Скажи!
– Джордже, – начал я, – мы сбега́ли из школы, чтобы купить билеты на ваши концерты. И то, что через много лет я с вами познакомился, – это сказка!
– Жора, – снова вступила Маслова, – мы имеем честь тебя пригласить на чашку вина в соседнее кафе. Славик принесёт гитару, и мы что-нибудь споём.
– Споём – это хорошо. С вином есть проблемы. Да и с пением, если честно, проблемы есть тоже, – грустно заметил Марьянович.
– Это ничего. Малежик у нас поёт, как магнитофон.
И вечером мы сидели в кафе и пели… Пели, забыв о прошлых и не думая о грядущих инсультах. И русская, и черногорская публика, узнавая меня, а потом и признавая Марьяновича, всё заходила и заходила в кафе. А в конце мы спели вместе «Маленькую девочку», сорвав такие аплодисменты, каких никогда не слышал посёлок Прчань, что на Адриатике.
День открытых дверей