Птицы поют на рассвете

— Вышло, значит, так, что минный уголь кинули в топку у моста? — продолжал Кирилл смеяться. — И верно, как назло, опять Шахорка! Еще разок стукнуть ее, говоришь, — озорство?..

— Шахорка сейчас немногого стоит, ты ж знаешь. Немцы не хотят больше рисковать и двигают по Шахорке самые пустяки. Главное идет по другим дорогам. Что толковать о ней?

Кирилл молчал, как бы вдумывался в то, что высказал Ивашкевич.

— Что предлагаешь? — сказал наконец.

— Северную переправу через Турчину балку.

— Северную? — Кирилл глянул в верх карты. — Да-а… Глуше глухого. Отсюда километров шестьдесят с гаком, — определил на глаз. — И какой же это мост?

— Не мост, — согласился Ивашкевич.

Но разведка доносила в обком, что по северной дороге — грейдер не грейдер, большак не большак — противник скрыто ведет к фронту грузовики с солдатами. Тур-чина балка в том месте особенно широка и глубока. Немцы перебросили через нее крепкую переправу. Ее и рвать. «Подумайте у себя в отряде, — сказал Лещев Ивашкевичу, — подумайте и действуйте».

Кирилл вглядывался в карту, словно в натуре рассматривал дорогу, и переправу, и местность вокруг.

— Какой же это мост? — повторил, не отрываясь от карты.

— Не в том, Кирилл, дело, что не мост. Дней несколько все же промыкаются, пока опять переправу наведут. Не на железной же дороге! Но взрыв натолкнет немцев на мысль, что партизан следует искать в этой, а не в нашей зоне, вот дело в чем. Пусть поищут. Мы же на время отведем угрозу от Синь-озер. Отвлекающий, так сказать, маневр.

— И можешь ты портить мои планы, — поднялся Кирилл с нар. — Комиссары, наверно, для того и существуют, чтоб напоминать командирам, что они дураки.

— Вся-то их работа…

Оба рассмеялись.

— Я выяснил, транспорт движется через переправу днем. Ночью все-таки побаиваются. Хоть партизан, полагают немцы, там пока нет, — продолжал Ивашкевич. — Местные люди сообщили.

— А охрана как?

— Не без охраны, конечно. Охраняют немцы. Только немцы. Днем — один, ночью, говорят, два, а то три и четыре. Повторяю, смысл в том, чтоб сбить немцев с толку — партизаны будто бы перебазировались туда. Ты же знаешь, товарищ Кондратов настаивает на таких маневрах. С толку чтоб сбить. И переправа, конечно, в счет.

Обдумывали. Прикидывали.

— Кого пошлем? — вполоборота остановился Кирилл.

— Я бы Плещеева, — вопросительно посмотрел Ивашкевич. — Серьезный, подобранный, точный. Настоящий кадровый офицер.

— А с ним?

— С ним? Если Натана?

Кирилл, как всегда, принимая решение, шагал из угла в угол, покусывая нижнюю губу.

— Ладно. Давай еще Сидоровну. Ей и в деревню завернуть можно, и на дорогу выйти, да мало ли. Давай с ними Сидоровну.

— Давай.

К утру второго дня они дошли до какой-то деревни, которой не должно было быть на их пути.

«Либо на карту не нанесена, либо шли не так», — встревожился Плещеев. Перед деревней зиял кривой овраг. В овраг спускалась тропка, которую, пока шли, не видели. Тропка кинулась им под ноги у самого оврага. Она пересекала овраг и выползала наверх, к передним избам. «Сбились с маршрута, — понял Плещеев. — Где-то здесь сбились, у Турчиной балки, она недалеко, немного левее». Два раза, сняв сапоги, переходили они ее вброд. Тут, в своем нижнем ходу, вода в балке по-весеннему кипела, черная и быстрая.

Бросив на землю мешки, Плещеев и Натан отвернули закатанные штанины, натянули на ноги сапоги. Прасковья Сидоровна замочила юбку и, повесив корзинку на еще голый сук березы, отжимала с подола воду.

Натан достал из кармана пачку папирос.

— Кури.

Плещеев удивленно взглянул на пачку, взял папиросу с длинным мундштуком, плотно набитую темно-желтым табаком, будто наполненную медом. Помял пальцами, сунул в зубы.

— Довоенные, — похвалился Натан. — Пашка раздобыл.

Закурили, с наслаждением втягивая в себя дым.

Они стояли в болотном перелеске и сквозь редкие кусты смотрели на видневшиеся избы.

— Деревня немалая для этой совсем глухой местности, — сказал Плещеев.

— Ну? — спросил Натан. Это значило: как быть дальше?

Плещеев молчал.

— Хорошо, не ночью наскочили на деревню, — сказал наконец. — В темноте и не заметили б ее. В такой могут и немцы быть. А полицаи обязательно. Переправа же недалеко. — Он сделал две затяжки, одну за другой, выкуренную папиросу, погасшую, растоптал, выпустил дым. — Повезло.

— Рискнем? — спросил Натан. — Ночью обойдем ее, и напрямую.

Плещеев посмотрел на него, с минуту не отводил глаза.

— Нет, — покачал головой.

— А что же тогда?

— Вернемся и возьмем дорогу с того места, где сбились.

Прасковья Сидоровна машинально взглянула на свою мокрую юбку.

Повернули обратно к Турчиной балке.

Теперь вода в балке была не черная, а сизая, с синьцой, словно в нее окунулось утреннее, чуть облачное небо. Держась за голые ветки кустов, спустились и по крутым склонам балки поднялись наверх на противоположную сторону.

— Пойдем берегом. Метров сто отступим от балки, и вдоль берега, — сказал Плещеев решительно. — Тогда не собьемся.

— Но километрах в четырех от переправы ни леса, ни даже кустов. Голо, — тоже твердо напомнил Натан. — Посмотри карту.

— Смотрел. Раньше вечера не доберемся. А вечер скроет нас.