Птицы Великого леса

– Пошёл! – он толкнул гридня на землю, а сам вдруг отскочил на ступеньку выше.

Дара подалась вперёд, но было уже поздно. Гридень наступил на скверну. Он, кажется, сразу почувствовал, что конец его близок, но всё равно попытался послушно исполнить приказ, сделал несколько шагов к разломанному забору, вдруг остановился и медленно стянул рукавицы. Ладони его уже почернели.

Дара отвернулась, не желая видеть, что случится дальше.

Бирич, споривший с боярином, тоже пошёл дальше, опустил голову, чтобы смотреть себе под ноги.

– Город будет сожжён! – кричал он. – Город будет сожжён!

На рассвете у Скотьих ворот было тихо, безлюдно. Двое стражников лежали бездыханные, они успели отворить ворота, когда взошло солнце, но больше не смогли стоять на страже, пали замертво. Никто не пришёл их заменить.

Глаза Ежи болели после бессонной ночи, а тело ломило. Он вглядывался в сизую дымку на городской дороге и вздрагивал от каждого звука. Утро заморозило подтаявшую воду, и лёд под ногами хрустел. Звук разлетался по округе, пронзительно громкий в мёртвой тишине.

Никогда прежде Ежи не слышал такой тишины. Лисецк казался безлюдным, покинутым. Ни птица, ни зверь, ни человек не попадались ему на глаза.

Зато город заполонили чудовищные твари. Они были повсюду: сидели на крышах, заборах, даже на храмовых куполах. Только на землю они не спускались и напасть пока не спешили.

Ежи осенил себя священным знамением. Он слышал, что в Ратиславии полно духов Нави, но за всё время ему повстречалась только полуночница, а Лисецк оказался наводнён духами. К счастью, им не было никакого дела до Ежи.

На распахнутую створку ворот села некогда мёртвая сова из подземелий чародейской башни. Ежи узнал её сразу, точно душой был к ней привязан.

– Я…

Он вдруг закашлялся, и кашель переломил его, скрючил, выбил весь воздух из лёгких и затуманил взор. Ежи не удержался на ногах, рухнул на заснеженную дорогу, схватился за горло, точно пальцами надеялся разорвать узел, что сплёлся крепко в груди.

Милош боялся, что Ежи заражён скверной, но не она убивала его.

Он пусторождённый. Считай, почти мертворождённый. Без чужой помощи он не был способен даже дышать.

Было тихо, так пугающе тихо. Только его кашель, хрип и сбивчивая мольба о помощи. Он оглох от собственного кашля.

– Ежи!

– Сиди в санях! – крикнул кому-то Милош. – Сиди, Горица!

Ежи подхватили под руки, и сквозь тёплую зимнюю одежду он почувствовал жар золотых пут.

– Ежи, вставай, – его подняли на ноги и поволокли к саням. – Горица, не касайся его. Я не уверен, что это не заразно. Ежи, ты меня слышишь? Ежи?!

Он попытался ответить, но не смог набрать воздуха в грудь.

– Я помогу тебе. Держись.

Сани тронулись, и Ежи упал назад, на спину. Ослепнув от слёз, он видел только размытые пятна перед собой.

– Ох, Ежи! – послышался рядом голос матери.

– Не трогай его!

Ежи вцепился в сиденье, стянул вниз шкуру, схватился за неё судорожно, как утопающий за соломинку.

Он не видел, куда направлял сани Милош, только слышал, как мать молилась Создателю.

– Милош, ему нужно снадобье.

– Тут одним снадобьем уже не поможешь.

Он говорил так, будто верил, что ещё было не поздно.

Сани тряслись на неровной дороге, кони ржали испуганно и всё норовили свернуть не туда – Ежи мотало из стороны в сторону, он бился головой и спиной о лавку, но никак не мог на неё взобраться.

– Сынок, осторожно, – Горица коснулась его плеч сначала неуверенно, осторожно, но тут же твёрже схватила под мышки и втащила на лавку, прижала к себе.

– Горица, что я говорил?! – разозлился Милош.

– Он мой сын, – Ежи почувствовал руки матери на своём лице, её щеку, прижавшуюся к его щеке. – Уж лучше вперёд него помереть, чем его смерть увидеть.

– Ему-то как раз скверна не страшна, – сердито проговорил Милош. – Горица, отпусти его, Создателем заклинаю.

– Мама, – прошептал Ежи и вдруг глубоко вздохнул. Кашель отступил.

– Я здесь, родимый, здесь, – она разгладила его сморщенный лоб, убрала отросшие пряди с глаз.

– Не надо, – он попытался отстраниться. – Раз Милош так говорит, то не надо.

Сани резко остановились, и Милош тут же оказался рядом.

– Идём, – он схватил его за руку и стащил на землю, как слепого кутёнка.

– Куда мы? – слабым голосом спросил Ежи.

– Сейчас, сейчас, – только и проговорил, запыхаясь, Милош. – Ступени.

Они взобрались по лестнице.

– Горица, открой дверь.

Мать взволнованно и громко охала, пропуская их внутрь.

– Волхв! – закричал Милош. – Помоги.

– Это?..

– От него пошла скверна. Он проклят Здиславой. И его мать говорит, что он сын чародея, но без дара.

– Пусторождённый, – стыдливо проговорила позади Горица. – Так же вы их называете?

Ежи обернулся, но увидел только серую хмарь. Слёзы полились из глаз ещё сильнее.

– Ты сможешь спасти его, волхв? – спросил Милош, не отпуская Ежи.

– Отчего сам не справишься? – голос его походил на скрип высоких деревьев, качавшихся на ветру. От него пахло смолой, горячей землёй и сухой травой. Кажется, даже стало теплее.

– Я не знаю, как. Меня не учили таким вещам.

– Верно, откуда чародеям Совиной башни о них знать?

– Мой учитель не из башни.