Птицы Великого леса

– Какие доказательства, если мы упустили Гармахиса? С помощью маски он заставил меня подчиняться. Неужто ты не видел, как Гармахис напал на меня, а я даже не попытался убежать?

– Послушай, – озабоченно произнёс Горыня. – Может, тот южанин и повлиял на Чернека, только ты сам говорил, что его племянник за спиной Великого князя недоброе замышлял, людей подговаривал, тебя самого пытался втянуть в заговор. Да и Чернек успел мне показать письмо от старгородского князя. Тот пишет, что отзовёт своих людей из ополчения, как только Ярополк умрёт. Он хочет отделить Старгород от Ратиславии и обещает Чернеку поддержку лойтурцев и рдзенцев, когда придут степняки. Вот и выходит, что если и повлиял на них колдун, так только решимости прибавил. Я говорил только что с Чернеком, он от своих дел не отрёкся, обвинил Ярополка в ереси, ещё и мне угрожал. Мол, ополчение против меня пойдёт, как только обо всём узнает.

– А бояре?

– А бояре что крысы, сразу переметнулись, – он сплюнул в отвращении себе под ноги. – Говорят, Чернек угрожал их семьям, а святой явил чудо: показал, как ступает по скверне, и она его не убивает. Они поверили, что он их спасёт, да и Чернека побоялись.

– Это сделал Гармахис, – процедил сквозь зубы Милош. – Этот лжесвятой.

– Святой появился с началом мора, чародей, – Горыня не сводил глаз с дворца, хмуро наблюдал, как пиками загоняли людей обратно в окна. – А заговор родился не вчера. Кирилл обсуждал это с тобой ещё на Масленицу, да и письмо от старгородского князя пришло седмицу назад. В общем, чародей, даже если этот твой южанин где и подсуетился, то дело сделано руками бояр и Чернека. Великий князь мёртв, и этих мразей я должен наказать, – воевода вдруг громко сморкнулся. – Ты ж пойми, я Ярополка с вот таких лет знаю, – он опустил руку, показывая, какого роста был Снежный князь, когда они впервые встретились. – Он такой человек был, а они… всё за тёплые места для своих жоп тряслись.

– Я поклялся в верности Великому князю, но не обещал, что буду заживо жечь людей.

Горыня свёл брови.

– Будь по-твоему. Тогда их кровь на моих руках.

Ставни задрожали, когда кто-то забил в них кулаками изнутри.

– Прошу, – Милош коснулся плеча воеводы. – Позволь мне вывести прислугу. Я знаю людей с кухни в лицо, лишних с собой не проведу.

– Нет, чародей, не уговаривай, – Горыня помотал головой. Мои люди ещё поутру их всех звали бежать, они послушались господ.

– Побоялись, – поправил Милош.

– А то ты не понимаешь, чародей, что прислуга всегда знает больше про господ, чем они сами. Если бы кто из них желал спастись или спасти князя, так давно нас предупредил. Все молчали, как крысы по углам прятались.

Упрямая бессердечная жестокость. Милош оглянулся на дворец, снова на воеводу. Сколько людей нужно было убить своими руками, чтобы с такой лёгкой безжалостностью распоряжаться чужими жизнями?

– Ты не можешь знать наверняка, что они все виноваты.

– А ты не можешь знать, что они невиновны, – рассердился Горыня. – Всё, чародей, не мешай, – он раздражённо повёл плечами, как если бы само присутствие Милоша ему стало неприятно. – Солнце уже село.

Вокруг и вправду потемнело. И с каждым мгновением тени сгущались.

– Заколачивайте окна!

Громче застучали молотки. По вискам, по костям каждым ударом.

Дара отвернулась, не в силах смотреть, как величественный княжеский дворец превращали в могильник. Люди за запертыми дверями кричали так сильно, так пронзительно, что больно было слушать.

Но они убили Ярополка. Его тело погрузили в сани, их медленно потащила прочь из детинца лошадь, копытами отбивая дробь по деревянному настилу.

Больше никогда Дара не увидит Ярополка, и это было так неправильно.

Неправильной казалась сама мысль, что Ярополка не стало – того, в ком было больше всего жизни и силы. Он не должен был умереть. Он не должен был так умереть.

Милош снова оказался рядом. Дара вздрогнула, точно её выдернули из страшного сна.

Лицо чародея было залито кровью. Дара хотела подобрать ком снега, чтобы стереть разводы с его лица, но не решилась коснуться земли.

– Эти люди всё равно бы умерли, пусть и иначе.

– Но не сгорели бы заживо, – он сердито дул губы, совсем как его любимый Ежи.

Дара ничего не сказала, и некоторое время они оба молчали, наблюдали, как заколачивали окна, носили сено из конюшни и раскидывали под стенами дворца. Они давно могли уйти, но зачем-то оставались.

– Думаешь, мы справимся вдвоём? – голос Милоша звучал холодно, но он так пучил глаза, что Дара догадалась, что он всё ещё злился.

– Нам не нужно сжигать весь город самим, лишь подпалить несколько изб, а дальше огонь пойдёт сам. Дерево быстро горит, быстрее камня. Но нужно выжечь землю, чтобы эта дрянь ушла, – Дара переступила с ноги на ногу, точно ступнями чуяла раскалённые угли.

Она так и не ответила на его вопрос. Милош был ранен и слаб, куда слабее неё. Дара потеряла немало силы, вырывая его нить из рук Мораны, но скверна расползалась всё дальше, всё быстрее. Выбора у них не оставалось. Город должен был сгореть.