Точно в бреду она шла по дороге, старалась не отводить глаз от спины Милоша. Позади кричали, плакали, выли не по-человечьи. Внутри у Дары росла пустота.
По крышам соседних домов крались создания Нави, привлечённые огнём. Огромный лохматый дух, что, верно, когда-то обитал в бане, коснулся пламени, облизнул его довольно, точно сахарного петушка. Дворовой кисточкой хвоста попал в огонь, и та загорелась. Он не закричал, не испугался, а перепрыгнул на соседнюю крышу, и огонь коснулся кровли, побежал дальше. Другие духи, глядя на него, схватили пламя в ладони, греясь, радуясь теплу и жизни.
Чернава говорила, что там, где умирало одно, рождалось другое.
Оглядываясь, Дара наблюдала, как пожар разносился на хвостах домовых, банников да вазил. Они плясали вокруг разрастающегося пожара, точно в Долгую ночь, и весь город для них становился огромным костром.
Милош уводил Дару всё дальше от княжеского двора. За их спинами ревел огонь.
– Ты злишься.
– Тебя Горыня мог послушаться, – Милош старательно не смотрел на неё. – Всех этих людей можно было спасти. Чернек заплатил за всё…
– Я не могла…
– Что?
– Я…
Она не договорила, споткнулась несколько раз, остановилась и вдруг громко разрыдалась.
Что могла она сделать? Как остановить воеводу? Как остановить всё, что происходило?
– Дар, – Милош прижал её к груди. Молча, покачиваясь, как пьяные, они долго стояли посреди дороги. Чернела ночь, и скверна бурлила под ногами, и мороз прижимал их ближе друг к другу, вдалеке ревел пожар, напоминая, что ничего ещё не закончилось.
– Нужно идти, – глухо проговорил Милош.
Избушка, ставшая для них с сестрой домом, теперь казалась чужой, но только в ней единственной горел свет, Чири и Третьяна ждали их возвращения.
Дверь открыла Чири.
– Пришли? Там Третьяна плачет, – она пальцем ткнула в угол печи.
Ведьма сидела, прижавшись к стене, поджав под себя ноги. Её трясло так сильно, что слышно было, как стучали зубы друг о друга. Она обернулась, лицо её было белее снега.
– Он ушёл? – проговорила она, точно в бреду, лоб её покрылся испариной.
– Она сбежать хотела, – пожаловалась Чири.
Милош недоверчиво оглядел Третьяну.
– И куда ты собралась бежать?
Но девушка будто его и не услышала.
– Он здесь? – повторила она. – Здесь?
– О ком ты говоришь?
На столе горела лучина, но даже в тусклом свете было ясно видно, как наполнились ужасом глаза Третьяны, как слёзы лились по лицу.
– О ящере, – прошептала она так проникновенно, точно поделилась страшной тайной. – Я почуяла его. Он рядом. Земля проснулась, она умирает, но всё равно плачет из-за него.
– Какой ещё ящер? – Дара не понимала ни слова. Третьяна точно разум потеряла.
Но Милош каким-то образом догадался, о чём шла речь.
– Ты говоришь о южанине?
Третьяна выпучила на него глаза, застыла на пару мгновений и наконец кивнула.
– Змеиный царь. Он пустой, он пожирает всё вокруг.
– Что ещё ты знаешь о нём?
– Он придёт за княжичем, придёт за ним.
Милош залез на печку и схватил Третьяну за плечи.
– Он уже убил князя и забрал его силу. Послушай, ты должна рассказать, что ещё о нём знаешь.
Девушка замотала головой.
– Мы должны бежать, все должны бежать.
– Успокойся, милая, – Милош впился пальцами ей в предплечья, но голос его всё равно прозвучал вкрадчиво, успокаивающе. – Расскажи, что знаешь о нём.
Взгляд Третьяны был робкий, беспомощный.
– Я только знаю, что он идёт за кровью земли. Ящеры все таковы.
– Почему?
– Чтобы жить. Иначе они не могут.
Чири подобралась к Даре сбоку, встала на мысочки, заглядывая на печь.
– Что случилось? – просипела она, единственная из всех не чувствуя страха, а одно лишь любопытство.
– Сиди тихо и не мешайся, – раздражённо ответила Дара. Она сама пока понимала немногим больше девчонки.
Милош слез с печи, налил из бочки воды в черпак и сунул под нос Третьяне, заставил её напиться. Она чуть не подавилась, закашлялась так, что покраснела, но наконец перестала плакать.
– Я знаю, что ящеры древние, как боги, и приходили сюда раньше очень давно и не раз. Князь Ярополк сражался с ними.
– Он умер сегодня, – нахмурился Милош.
– Не этот князь, – вмешалась Дара. – А Ярополк Змееборец, его дед.
Третьяна кивнула.
– Да, муж золотой ведьмы, которая сгорела. Он убил царя Змеев.
– Хочешь сказать, в Лисецке теперь его потомок? – догадался Милош.
– Да. Он умрёт, если не украдёт чужую силу. Они все без неё умирают.
– Как и боги, – прошептала Дара.
– Что? – Милош обернулся к ней.
– Боги умирают без золотой силы. Мокошь и Перун, Велес и Даждьбог, и все боги, которым молились раньше – они все мертвы. Одна Морана жива, она украла их силу, чтобы приумножить свою. А леший остался, он охраняет Великий лес от тех, кто захочет пробраться к источнику.
– Так отчего же Гармахис не попытался пройти в Великий лес?
– Может, он боится лешего? Вряд ли смертному по силе его одолеть. Может, ему достаточно и того, что было у князя и его сестры? – пожала плечами Дара. – Вряд ли этот Гармахис сравнится с Мораной.
Третьяна поёжилась.
– Я не чувствую его теперь, – произнесла она. – Но он был совсем рядом.