Птицы Великого леса

Всё ниже они спускались под землю. Вряд ли там располагались кельи монахинь. В таком холоде, без солнечного света можно было держать только пленников.

Их встретила женщина в монашеском одеянии. Молча она поклонилась Пресветлому Отцу, поцеловала сол на его груди, так же молча достала связку ключей.

Седекий воткнул пламенник в железное кольцо на стене.

На узкой лавке, закутавшись в шерстяной платок, сидела Фиофано.

– Это ты, Вячеслав?

Голос мачехи прозвучал глухо. Она закашлялась, и Седекий достал из поясной сумки бутылёк.

– Возьми, Сестра. Тебе полегчает, – заботливо сказал он.

Вячко прошёл в темницу, пытаясь разглядеть лицо мачехи в отблесках света. Пламенник в келью не занесли, оставили за дверью, а внутри было совсем темно. Тени гуляли по стенам, тусклый свет едва освещал пространство. Одутловатое лицо Фиофано казалось серым, глаза опухли и покраснели. Она едва взглянула на Вячко.

– Здравствуй, княгиня.

Он вдруг подумал, что мачеха была удивительно похожа на Гутрун, пусть та ещё сохранила молодость и красоту.

Она ответила не сразу, отпила из бутылька, что принёс Седекий.

– Меня теперь никто не зовёт княгиней, – сказала она.

Вячко помолчал, пытаясь собраться с мыслями.

– Все отказывались говорить мне, где ты. Ты постриглась в монахини?

– Пока нет. Но меня постригут.

Она оглянулась на Сестру в дверях, на Пресветлого Отца и снова посмотрела на Вячко.

– Если ты не поможешь мне.

Он запнулся на мгновение и прыснул от смеха.

– Ты просишь меня о помощи? Ты?

Обида всколыхнулась в нём, заклокотала в груди. Та, что презирала Вячко всю жизнь и всегда старалась показать ему, что он лишний, ненужный, нелюбимый – она просила теперь о помощи.

Вячко не смог найти подходящих слов.

– Я знаю, что требует от тебя Гутрун. Она хочет сделать так, чтобы не осталось во всей Ратиславии князей, кроме её сыновей. Но я дам тебе Приморский или Новисад, что пожелаешь. Я позволю тебе править, потому что, в отличие от неё, знаю, что тебе можно доверять, Вячеслав.

Он промолчал, и Фиофано начала говорить торопливее:

– Да, между нами всякое случалось. Ты не можешь меня винить, я всю жизнь прожила в позоре из-за греха твоего отца. Но мы семья, Вячко, и это наш дом, который отнимают скренорцы. Гутрун отдаст Снежное княжество своему отцу в уплату за поддержку. Она уже развалила государство. Мы не должны этого допустить! – она стукнула кулаком по голой скамейке, и дерево запело. – Не должны допустить!

Голос сорвался на кашель. Седекий склонился над княгиней, помазал губы маслом, чей резкий запах ударил Вячко в нос.

– И как мы это сделаем? – спросил он.

– Император пришлёт мне людей на помощь. Он должен, к нему отправились гонцы. Храм будет на нашей стороне. Он скажет людям, чтобы они пошли против скренорцев. Нам даже не придётся самим собирать дружину. Верующие люди сами прогонят скренорскую язычницу.

– У тебя нет людей, – заключил мрачно Вячко.

Фиофано осталась одна, поэтому она сидела в темнице монастыря. Поэтому даже Пресветлый Отец больше не называл её княгиней. Император не пришлёт людей. Он никогда не отвечал на их мольбы.

– Приморский отделился от Ратиславии, а Благословенные острова окружены врагами. Они до сих пор в войне с Бидьяром и северными островами. Они не придут. Отец просил их о помощи много месяцев, но Император даже ни разу не ответил.

– Народ не примет Гутрун. Расскажи всем, что она сделала со мной, что она отправила меня сюда обманом и заставляет принять постриг.

Фиофано неожиданно вскочила с невиданной прытью, платок слетел с её плеч. Она была одета в простое серое платье. Ни мехов, ни украшений, только чёрный плат на голове. Всё, что было у Великой княгини, с неё сорвали вместе с именем.

Мачеха схватила его за руку.

– Ты лишишься всего, если признаешь её власть. Мстислав должен быть Великим князем, это правильно по всем законам, но ты, Вячко, тоже княжич. Тебя признал твой отец, он воспитал тебя князем.

– Ни у тебя, ни у меня, княгиня, нет людей, – Вячко освободил руку из её цепкой хватки. Пальцы мачехи были ледяные, точно у мертвеца. – У Гутрун вся власть и сила теперь. И только с ней Ратиславия устоит.

– Мы с тобой потеряем и это, если скренорская язычница останется у власти. Она отрицает Создателя! Она молится старым богам и творит им подношения. Это она заморочила голову Ярополку, чтобы он подпустил к себе лесную ведьму. Эту сучку даже яд не берёт! Она проклята, я знаю! И чародеев освободить тоже решила Гутрун. Но я потомок Константина-каменолома, я не потерплю, чтобы язычники правили государством. Я, я…

– Ярополк делал всё это ради государства, – сказал Вячко. – И я тоже. Так бы пожелал отец. Ты так воспитала своих сыновей, Великая княгиня, этому они учили и меня: мы должны так поступать ради государства.

Он поклонился.

– Прощай, Великая княгиня.

Пресветлый Отец не сразу последовал за ним. Пока Вячко вслепую поднимался по лестнице, то слышал надрывный плач Фиофано.

Уже на улице его догнал голос:

– Княжич!

– Ты больше не должен меня так называть, – он остановился недалеко от входа в кельи, оглянулся. Седекий стоял в дверях.