Птицы Великого леса

Дара присела и Милош тоже. Он снял сапоги, остался в рубахе и штанах. Ратиславская одежда смотрелась на нём непривычно.

Никто долго не мог заснуть, и после долгой тяжёлой тишины первым заговорил Милош:

– Так не должно быть. У оборотня меняется не только кожа, но и всё тело. Почему так вышло?

– Я не знаю. Может, Морана надеется всё еще забрать меня к себе?

Дара не помнила, чтобы хоть когда-нибудь раньше упоминала при нём богиню-пряху, но он повёл себя так, будто давно всё знал:

– Наверное, тогда тебе пора перестать быть Вороном.

Милоша прогнали из избы ещё на рассвете, когда Дара, Чири и Третьяна стали собирать Весю к венчанию. В последний раз распустили её девичью косу, заплели в две косы, сложили на затылке и покрыли платом. Лазоревый яхонт заставил глаза Веси ещё ярче сверкать синевой, но и камень скрылся за свадебным нарядом.

Когда невесту облачали в платье, Веся попросила Третьяну спеть или попричитать, а та вдруг растерялась:

– Я совсем не знаю слов.

Дара пожала плечами. Её тоже не приглашали на посиделки к деревенским девушкам.

– Я тоже. Можно позвать соседей.

Веся смутилась и отказалась.

– Я тогда сама, а вы запоминайте слова.

Она затянула печальную прощальную песню. Для одной семьи умирает девица, чтобы в другой возродиться. Так положено.

– Полетай-ка, моя молодость,

Во сыры боры, да во тёмны леса,

Сядь-ка, да моя молодость,

На саму на вершиноцку…[1]

Одна песня сменилась другой, третьей, четвёртой, и все они были тоскливые.

Веся пела, пока Дара поправляла её свадебный наряд, и даже маленькая Чири, не знавшая ничего о ратиславских обрядах, погрустнела.

– Твой муж злой? – спросила она у Веси, когда та закончила песню. – Он будет тебя бить?

– Нет, никогда, – вопрос её насмешил.

– Тогда тебе не надо грустить, – серьёзно сказала Чири.

Маленькой фарадальской девочке сложно было понять, отчего всякая ратиславская девушка грустит, прощаясь с девичьей жизнью.

Сани стояли у ворот, и кони весело звенели бубенцами. Правил санями Небаба, принарядившийся по случаю праздника, а у крыльца невесту ждали Ростислав, воевода Горыня да ещё пятеро незнакомых шумных и улыбчивых дружинников.

Дара вздохнула, оглянулась на прикрытую дверь и принялась торговаться. Она не рассчитывала на богатый выкуп в Лисецке, да ещё перед самой войной, но вышло получить за невесту и дорогих тканей из Деникиюса, и жемчужных ниток, и мягкий шерстяной ковёр, и пару новых перин, и столько милых девичьему сердцу безделиц, что трудно было перечесть. Наконец Дара сдалась, согласилась отдать жениху невесту.

Ростислав бросился по ступенькам крыльца за Весей, вынес её на руках, и воздух сотрясся от радостных воплей дружинников. Невеста и жених запрыгнули в первые сани, Дару подхватили под руки здоровые парни, потащили её и Третьяну за собой, в другие сани. Зайцем успела запрыгнуть за ними Чири, и все вместе они поехали к храму так быстро, что ветер засвистел в ушах.

Тут же ей в руки впихнули полную чарку. Дара смеялась глупым шуткам дружинников и пила вино. В глазах пестрело от ярких кафтанов, а в ушах звенело от бубенцов и громкого хохота.

Мигом они домчались до храма, вышли, и Небаба побежал вперёд всех внутрь, чтобы предупредить Пресветлого Брата, что приехали жених и невеста, как и было уговорено. Все перешучивались друг с другом, хвалили жениха и восторгались невестой, пока ждали Небабу. А он вернулся с таким кислым лицом, точно съел мешок редьки.

Дара заметила его первым.

– Что такое?

Дружинник не ответил, он отстранил окруживших его товарищей и подошёл прямо к Стреле.

– Пресветлый Брат сказал, что не будет венчать сестру лесной ведьмы.

Небаба говорил приглушённо, точно не хотел, чтобы Дара его услышала, но она стояла прямо за его спиной.

– Великий князь их благословил, – напомнила она.

Небаба повернулся и пожал плечами.

– Пресветлый Брат сказал, что нельзя их венчать. Что ты…

– Что?

– Дочь Аберу-Окиа. Ну, как бы… проклятая, – вид у него был такой виноватый, точно это он сорвал свадьбу.

Веся растерянно переводила взгляд с жениха на сестру. Стрела выглядел озадаченным.

– Пойду сам поговорю с Братом, – решил он.

Дара последовала за ним.

– Дара, осторожно только! – крикнула вслед Веся. – Ростислав, не бей его! Ох, Небаба, пригляди за ними…

Настоятель храма разговаривал с одним из своих сыновей. Он был в повседневной серой рясе, хотя для венчания обязан был облачиться в золотую, и обернулся сразу, заслышав гулкие шаги, что разнеслись по пустому храму, улыбнулся и протянул руку для поцелуя.

Стрела даже не поклонился.

– Пресветлый Брат, у нас был договор. Ты взял деньги за обряд.

– И деньги те пойдут на благо, – со сладкой улыбкой пообещал настоятель. – Но я верну их, если настаиваешь.

– Мне не нужны деньги. Мне нужно, чтобы ты обвенчал меня и мою невесту.