Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1

Желание императрицы искоренить беспорядки были не по нутру дворянству и чиновничеству. «Проблески неудовольствия, – писал граф Сольмс королю[437], – проявляющиеся от времени до времени, порождаются главным образом стремлением императрицы искоренить в своей Империи злоупотребления, причем меры, принимаемые для общей пользы, часто противоречат выгодам нескольких отдельных личностей. Множество знатных бояр и даже большая часть Сената не очень-то рады, что имеют государыню слишком деятельную, которая хочет управлять сама. Им лучше было в предшествовавшие царствования, когда страдал только простой народ. Поэтому они делают все, чтобы противодействовать благим намерениям императрицы. Они запутывают дела, которые она желает себе уяснить; медлят исполнением тех, которые должны бы быть окончены; стараются поселить в ней отвращение и заставить ее покинуть свой план, заваливая ее массой работ».

Вообще Сенат в первые годы царствования Екатерины представлял учреждение весьма оригинальное. Указов его не исполняли, и угрозы подвергнуть виновных наказанию не действовали. Императрица Екатерина принуждена была приказать, чтобы все учреждения по получении указа Сената доносили как о сделанном определении, так и о действительном исполнении указа[438].

Законы были в пренебрежении, и каждый толковал их по своему произволу. Недаром люди того времени сравнивали закон с дышлом, которое куда хочешь, туда и повернешь.

– Восхищаюсь, – говорил А.И. Бибиков депутатам, собравшимся в комиссию по составлению нового уложения, – восхищаюсь, усматривая общее всех усердие видеть утверждаемое в России благоденствие установлением ясных, полезных, давно нам нужных и всеми желаемых законов.

Произвол, казнокрадство и взяточничество попирали закон и справедливость. «Вижу ныне, – говорит князь Щербатов, обращаясь к вельможам правителям[439], – вами народ утесненный, законы в ничтожность приведенные. Чем вы воздадите народу, коего сокровища служат к обогащению вашему? Что он скажет, видя ваше уважение ко всем богатым людям, видя похлебства ваши к зловредным откупщикам? Едва вы входите в начальство, уже несмысленная родня ваша важные места получает».

Правый суд был явлением редким и всеми сознаваемым. В зале общего собрания Сената был поставлен барельеф «Истина нагая». Вступая в должность генерал-прокурора и осматривая залу, князь А.А. Вяземский сказал экзекутору: «Вели, брат, ее несколько прикрыть». И подлинно, прибавляет Державин, с тех почти пор стали прикрывать правду в правительстве.

Общественной деятельности не существовало, и большинство правителей жило в свое удовольствие. В Сенате за излишнее почитали государственные дела слушать, говорит императрица. «Стыдно сказать, что и карты напечатанные не были в Сенате и что первую карту я, быв в Сенате, послала купить в академии»[440]. Екатерина II говорила, что ее вельможи любят начальствовать и веселиться, но не любят заниматься делом. «Все любят начальствовать, – говорила императрица, – и почти все имеют худое воспитание». В делах они полагаются на своих секретарей и работают только тогда, когда она их заставит.

«Слушай, Перфильевич, – писала Екатерина Елагину[441], – если в конце сей недели не принесешь ко мне наставлений или установлений губернаторской должности, манифест против кожедирателей да дело Бекетьева совсем отделанные, то скажу, что тебе подобного ленивца на свете нет, да никто столько ему порученных дел не волочит, как ты».

«Господам сенаторам, – писала Екатерина[442], – быть в Сенате от полдевятого часа до половины первого и посторонних речей отнюдь не говорить».

Для облегчения деятельности своих сотрудников и ускорения в решении дел императрица приказала считать достаточным и приводить в исполнение протоколы, подписанные только четырьмя сенаторами, по таким делам, которые не заключают в себе отмены закона или издания нового постановления. Самые протоколы писать по возможности кратко[443]. Впоследствии, чтобы ускорить решение дел, императрица принуждена была разделить Сенат на департаменты, «дабы тем способом не одно дело в Сенате и в один день трактовалось, но столько производимо их было, коликое число департаментов определится, а каждый бы департамент определенные роды себе дел в отправлении узаконением имел»[444].

Льготы эти не подвинули вперед дел, и множество жалоб, подаваемых императрице, свидетельствовали о бездеятельности Сената.

«С удивлением усмотрела я, – писала Екатерина[445], – что дело между рижскими и смоленскими купцами до днесь еще Сенатом не решено, хотя мной и повелено немедленно к сему делу приступить. Итак, Сенат имеет через три дня рапортовать, что по оному делу господа сенаторы положили на меру. А я уже более нарекания от тамошних жителей на медлительный суд слышать не хочу».