Самозванец приказал своему секретарю Почиталину подать ему пакеты, принесенные Хлопушей, распечатал их и, показывая вид, будто читает, повертел пред глазами, а затем приказал разорвать и бросить в огонь.
– Что же ты, Хлопуша, – спросил Пугачев, – в Оренбург хочешь ехать обратно или у меня служить?
– Зачем мне, батюшка, в Оренбург ехать, я желаю вашему величеству служить.
– Полно, ты подослан к нам, – говорил Овчинников, – и, подметя все, уйдешь отсюда. Лучше скажи правду, а то повесим.
– Я всю правду сказал, – отвечал Хлопуша.
– Есть ли же у тебя деньги? – спросил самозванец.
– Четыре алтына только.
Пугачев вынул из кармана семь рублей, отдал их Хлопуше, чтоб он купил себе платье.
– Как издержишься, – сказал он, – приходи опять ко мне; также скажи, когда не будет у тебя хлеба.
Хлопуша поблагодарил и вышел, а Овчинников советовал Пугачеву не доверять словам присланного.
– Воля твоя, – говорил он, – прикажи его повесить; он плут, уйдет и все, что здесь увидит, там перескажет, а притом и людей наших станет подговаривать.
– Пусть его бежит и скажет, в этом худого нет; без одного человека армия пуста не будет.
Пугачев приказал только первое время следить за всеми действиями Хлопуши, и как доноса не было, то он скоро был освобожден от всякого надзора[592].
Двигаясь сначала на Каргалинскую слободу, а потом на Сакмарский городок, Пугачев, как человек вовсе незнакомый с географическим положением этих пунктов, имел в виду одну цель: увеличить свою толпу. Каргалинская слобода «имеющимся в ней дворовым числом» равнялась Оренбургу[593], и, следовательно не воспользоваться приглашением столь значительного населения значило отказаться от увеличения своих сил по крайней мере пятьюстами человек. Близ Каргалинской слободы находился Сакмарский городок, населенный 250–300 яицких казаков, от содействия которых отказаться также было невозможно, потому что все это были люди наиболее надежные, лучший контингент толпы мятежников[594].
Все это привело Пугачева в Сакмарский городок, но когда он занял его, то все-таки не заметил, что, кроме комплектования толпы, приобретались весьма важные выгоды. Мятежники овладели обоими берегами реки Сакмары и тем отрезали Оренбург от России, лишили его возможности снабдить себя продовольствием и тогда уже поставили город почти в блокадное положение. Из Сакмарска можно было следить за подкреплениями, идущими к Оренбургу, как с Самарской линии и московской дороги, так с Верхнеяицкой линии и из Сибири. Если бы Пугачев и его сообщники поняли важное стратегическое положение Сакмарского городка, то для обеспечения своего тыла оставили бы в нем часть своих сил и под прикрытием этого отряда могли свободно действовать под Оренбургом. Но двигатели мятежа поступили иначе: они забрали с собою из Каргалы и Сакмарска все население, способное носить оружие, и оставили в этих пунктах одних престарелых и детей[595].
Собираясь идти к Оренбургу и желая подготовить себе некоторый успех, Пугачев отправил в город два указа, из коих один был на имя губернатора, а другой на имя оренбургского атамана, подполковника Могутова. Самозванец обнадеживал атамана, что за верность и службу награжден будет кафтаном, реками, озерами, бородой, крестом и пр. Воззвание же к губернатору было следующего содержания:
«Сей мой именной указ Оренбургской губернской канцелярии и господину губернатору Рейнсдорпу и рядовым казакам и всякого звания людям мое именное повеление.
Как деды и отцы ваши служили предкам моим, так и вы послужите мне, великому государю, верно и неизменно до капли своей крови, а как я к Оренбургу к городу прибуду, так все с усердием могли соответствовать достойно лицу моему. Второе, когда вы исполните мое именное повеление и за то будете жалования чинами и напредки ваши рекой, и землею, и травами, и морями, и денежным жалованьем, и хлебным провиантом, и свинцом, и порохом, и вечной вольностью и повеление мое исполните со усердностью меня государя встречайте, то совершенно меня за оное приобрести можете к себе мою монаршескую милость. А ежели вы моему указу противиться будете, то вскорости восчувствуете на себе праведный гнев мой и власти Всевышнего создателя нашего и гнева моего избегнуть не может.
Никто тебя [губернатора] от сильные нашей руки защитить не может»[596].
В ответ на это из Оренбурга был отправлен 2 октября подписанный многими лицами указ следующего содержания[597]:
«Указ ее императорского величества самодержицы Всероссийской.
Находящимся при самозванце яицким и илецким казакам.