Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1

По такой слабости духа, в персоне звания вашего примером для подчиненных своих быть долженствующей, и не находит ее императорское величество прочности в вас к ее службе, высочайше повелевая Военной коллегии из оной вас уволить и дать вам апшид».

Кар был уволен. Чрезвычайные обстоятельства вызвали наказание за поступок, который при других условиях считался делом весьма обычным. Самовольная отлучка начальника от вверенного ему отряда, конечно, должна считаться преступлением с точки зрения военной дисциплины, но не только в те, а и в позднейшие времена подобные отлучки практиковались нередко, никому не казались странными, и ни наказаний, ни даже выговоров не вызывали. Уезжая в Казань и далее, генерал-майор Кар вывел отряд из опасного положения и не слагал с себя ни ответственности, ни возложенной на него обязанности. Очутившись лицом к лицу с неприятелем, он видел истинное положение дел, не имел основания презирать врага, как презирали его в Петербурге и не считал возможным с ничтожными силами ему данными исполнить инструкцию Военной коллегии, требовавшей, чтоб он старался «как самого Пугачева, так и злодейскую его шайку переловить».

Зная из опытов прошедших войн, как трудно самым лучшим войскам, предводимым гениальными полководцами, иметь дело с народной войной, нельзя обвинять Кара в бездеятельности или трусости, но необходимо сказать, что полуторатысячному отряду без кавалерии и самого разнохарактерного состава трудно было не только переловить, но и разогнать толпу, состоявшую из нескольких тысяч человек, преимущественно конных. Кар понимал, что окружен со всех сторон враждебным населением и в каждом простолюдине должен был видеть пугачевца. Он видел, что в Петербурге высшие правительственные лица были совершенно незнакомы с особенностями Заволжского края и вовсе не понимали тех важных и серьезных последствий, которые могли произойти от распространения волнений. Он просил о скорейшем подкреплении его войсками, но президент Военной коллегии граф Захар Григорьевич Чернышев, ограничившись первыми сделанными распоряжениями, успокоился и не оказывал никакой помощи. Он не послал в помощь Кару ни одного солдата даже и тогда, когда ему указывали на необходимость отправления кавалерии. «По мнению моему, – писал князь Волконский[840], – надо туда конницы побольше, а на тамошних надеяться нельзя и употреблять их не надо; они все к злодею перебегут, будучи заражены». Граф Чернышев отвечал, что он признает это мнение основательным, «в чем теперь, – говорил он, – и упражняюсь». Но упражнения эти были слишком медленны, и Чернышев был более погружен в политические интриги, чем заботился о внутренних делах и о более добросовестном исполнении обязанности президента Военной коллегии. Делая распоряжения, он не имел времени узнать, насколько исполняются отдаваемые им приказания. Так, отправленные из Петербурга два орудия, дойдя только до Москвы, остались без колес и лафетов, которые рассыпались. Чтобы не задерживать дальнейшее их отправление, князь Волконский приказал положить орудия на сани и отправил в таком виде в Казань. Он принужден был снабдить сопровождавшего их офицера прогонными деньгами и порохом, так как ни того ни другого в Петербурге отпущено не было[841].

Видя бездеятельность коллегии, генерал-майор Кар просил помощи у казанского губернатора, а генерал-поручик фон Брандт, как сам не имевший никаких средств, писал о том же в Москву князю Волконскому. Последний 23 ноября отправил в Казань 200 человек пехоты и сам остался только с таким гарнизоном, который необходим был для содержания самых важных караулов. Князь Волконский опасался, что тех сил, которые были даны Кару, будет недостаточно для подавления восстания. «Я думаю, – писал он императрице[842], – весьма б надобно нарочитый корпус целыми полками туда отправить, чтоб скорым разрушением бунтовщиков сие зло до дальнейшего распространения не допустить».