Победа эта окончательно обеспечила Казань от дальнейших покушений самозванца, «и невозможно описать, – доносил П.С. Потемкин[600]
, – с каким восклицанием и радостью народ видел счастливое окончание сего сражения и с какими слезами приносили благодарственные мольбы Всевышнему».Императрица щедро наградила всех участников победы. Михельсон был произведен в полковники, и ему пожаловано 600 душ крестьян в Полоцкой провинции[601]
. Офицерам его отряда роздано в той же провинции 3146 душ крестьян или пожалована пожизненная пенсия[602], а всем нижним чинам третное жалованье[603]. «Да сверх того прикажите, – писала Екатерина[604], – весь деташемент Михельсона одеть и обуть на мой счет, и если в Казани казенных денег нет, то смело дайте купцам ассигнации на мой кабинет или на имя Адама Васильевича Олсуфьева, и все верно им заплачено будет». Директору казанской гимназии Каницу пожалован полугодовой, учителям – третной, а ученикам – годовой оклад жалованья[605].Современники высоко ценили заслуги Михельсона и считали его не только избавителем Казани, но и защитником Москвы. Посылая Михельсону «
«Вы, государь мой, – говорил П.А. Демидов, – следовали по пятам его
Двукратное возвращение Пугачева к Казани и нападение его на Михельсона заставили предполагать, что самозванец намерен был во что бы то ни стало овладеть городом и затем двинуться внутрь России, по направлению к Москве. За Казанью не было никаких войск, и потому разрешение вопроса, куда девался Пугачев и в каком направлении он проявит свою деятельность, было весьма важно. В первые два дня после последней победы в Казани знали только, что толпа его разбилась на небольшие кучки, человек по 20 и 50, и бежит во все стороны[607]
. «Если бы злодей обратил свои действия в Башкирию, – писал П.С. Потемкин[608], – я бы того желал: там со временем уповал бы успеть во всем и переменить сердца народа; но всего более опасаюсь, чтобы он не обратился к Москве. Князь Федор Федорович [Щербатов] сделал ошибку, что обнажил Казань, и что его сюда пропустил, сделал незаплатную вину. Невероятно, с какой ревностью собираются к нему толпы, и приближение его к Москве весьма опасно. Я не премину дать знать, если оно предвидимо будет, и к воспрепятствованию сего отряжу г. Михельсона; но не мешало бы, однако ж, если бы прислать в Нижний Новгород полк пехоты, полк казачий и кавалерийский. Всего более для них кавалерия нужна. Если смей представить, то для удостоверения народа хотя батальон гвардии весьма нужен».Ближе других находился отряд графа Меллина, и потому генералы Брандт и П.С. Потемкин в один и тот же день, 14 июля, отправили к нему предписание, чтобы он немедленно следовал в Казань[609]
.После разгрома мятежников, собравшихся в числе 3 тысяч человек, с пятью орудиями, у Рыбной слободы, в 20 верстах от Шурамского перевоза[610]
, граф Меллин 16-го числа прибыл в Казань и соединился с Михельсоном. Силы прибывшего были незначительны, а в отряде Михельсона лошади были до того истомлены, что о быстром и безотлагательном движении нечего было думать.В таком положении генерал Брандт снова обратился к главнокомандующему с просьбой прислать подкрепление, в особенности кавалерии, «дабы в дальнейшую внутренность помянутый тиран ворваться не мог»[611]
. С своей стороны П.С. Потемкин отправил по Волге на лодках небольшую команду для воспрепятствования самозванцу переправиться через реку и просил свияжского воеводу Чирикова взять все суда и лодки на левый берег Волги[612].Рассыпавшись по Казанской и Нижегородской губерниям, сообщники Пугачева бродили партиями, сначала человека по два, по три и не более шести, но затем, встретив громадное сочувствие среди крестьянского населения, быстро увеличивали свои шайки, выбирали себе атаманов и под их предводительством вешали дворян, помещиков, приказчиков и грабили имения.