Первой заботой главнокомандующего было прикрыть Первопрестольную столицу от всяких покушений мятежников. Опасение, что Пугачев может прорваться и двинуться на Москву, было так велико, что полковник Михельсон получил специальное назначение идти на фланге самозванца и отрезать ему все пути, ведущие в Первопрестольную столицу.
Выступив из Казани и двигаясь на Свияжск и Чебоксары, Михельсон, несмотря на то что получил известие о повороте Пугачева на юг и движении к Алатырю, все-таки предписал графу Меллину не идти прямо по следам мятежнической толпы, а иметь ее всегда в левой стороне. Если бы Пугачев спустился еще на юг и двинулся к Симбирску, «то, надеюсь, – доносил Михельсон[631]
, – могут быть употреблены другие свежие войска к истреблению сих злодеев».Таким свежим войском мог быть только один отряд подполковника Муфеля, следовавший с Самарской линии к Казани (431 человек пехоты, 76 драгун и 4 орудия). Казанский губернатор фон Брандт просил убедительно князя Щербатова направить этот отряд прямо к Симбирску наперерез пути самозванцу[632]
. Такое направление было бы совершенно правильным и вполне соответствовало тогдашней обстановке. Соединившись с симбирским гарнизоном, подполковник Муфель мог остановить мятежников, преследуемых графом Меллиным и угрожаемых с фланга отрядом Михельсона. Совокупными действиями трех отрядов Пугачев мог быть прижат к Волге и поставлен в крайне затруднительное положение. Чем более он подвигался на юг, тем река становилась шире, а переправа затруднительнее.К сожалению, мера эта не могла осуществиться, так как у главнокомандующего не было под руками никаких войск. Правда, что, получив известие о переправе Пугачева через Волгу, князь Щербатов приказал князю Голицыну с его отрядом стать в Мензелинске, части отряда генерал-майора Мансурова перейти из Яицкого городка в Сызрань, а подполковнику Муфелю повернуть к Симбирску и следовать на подводах[633]
, но все эти распоряжения были настолько запоздалыми, что Пугачев в течение более чем трех недель не встречал ни войск, ни сопротивления со стороны местных властей и хозяйничал в приволжских губерниях.Глава 17
Переправившись через Волгу и остановившись в поле, близ деревни Нерадово, Пугачев прежде всего должен был подумать об увеличении своих сил, и с этой целью он разослал повсюду манифест следующего содержания:
«Божией милостью, мы, Петр III, император и самодержец Всероссийский и проч. проч. проч.
Жалуем сим именным указом, с монаршим и отеческим нашим милосердием, всем находящимся прежде в крестьянстве и подданстве помещиков, быть верноподданными рабами собственно нашей короны и награждаем древним крестом и молитвой, головами (?) и бородами, вольностью и свободой, вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и прочих денежных податей, во владение землями, лесными, сенокосными угодьями, рыбными ловлями, соляными озерами без покупки и без оброку и освобождаем [от] всех прежде чинимых, – от злодеев дворян, градских мздоимцев и судей – крестьянам и всему народу налагаемых податей и отягощений. Желаем вам спасение душ и спокойной в свете жизни, для которой мы вкусили и претерпели от предписанных злодеев дворян странствие и немалые бедствия.
А как ныне имя наше властью Всевышней десницы в России процветает, того ради повелеваем сим нашим именным указом: кои дворяне в своих поместьях и вотчинах [находятся], оных противников нашей власти, возмутителей империи и разорителей крестьян, ловить, казнить и вешать и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с своими крестьянами; по истреблении которых противников и злодеев дворян всякий может восчувствовать тишину, спокойную жизнь, кои до века продолжаться будут»[634]
.Население приняло этот манифест с большим сочувствием, и крестьяне Чебоксарского и Козьмодемьянского уездов восстали почти поголовно. Собираясь небольшими толпами, они грабили помещичьи дома, убивали своих господ и священников[635]
. Их примеру последовали чуваши и вотяки, вооружившиеся копьями, стрелами и говорившие открыто, что ждут Пугачева как родного отца[636].Предводители партий, бродя из деревни в деревню, толковали жителям манифест самозванца по своему усмотрению и уверяли, что царский указ повелевает всем крепостным крестьянам вести, волей и неволей, своих помещиков в ближайший уездный город, для представление государю. Исполнение этого указа сопровождалось часто самыми ужасными и отвратительными сценами, насилием и проч.[637]