Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

«В то время как мы и граждане на берегу были, – доносила инвалидная команда[642], – его, Пугачева, злодейской толпы казаки в городе грабили церкви, обывательские и наши дома, которыми пограблено во всех местах и из воеводской канцелярии штатной команды солдатские ружья, тесаки и сумы с патронами».

Грабители повесили майоров Василия Юрлова, Дмитрия Маковиева и дворянку Наталью Ульянову. Они захватили все казенные деньги, выпустили казенное вино и раздали безденежно соль крестьянам и чувашам.

После пятичасового грабежа Пугачев повесил канцеляриста Михайлу Еремеева, наградил священников 150 рублями, переправился обратно через реку Суру и, взяв с собой до 60 человек горожан, добровольно записавшихся в казаки, направился к Алатырю.

Известие о приближении самозванца заставило многих дворян собраться в Алатырской провинциальной канцелярии для совещания, как им защищаться. Во главе собравшихся находился исправлявший воеводскую должность подполковник Матвей Белокопытов и человек десять дворян. Совещавшиеся условились, что если число мятежников будет не более 500 человек, то сопротивляться, а в противном случае встретить их с хлебом и солью. Для разведки неприятеля они отправили прапорщика инвалидной команды Сюльдяшева[643]. По собранным им сведениям, Пугачев располагал более чем двумя тысячами человек, и потому сопротивление ему признано невозможным. Тогда воевода Белокопытов бежал, а за ним бежали и многие дворяне, причем Белокопытов «караул, находящийся у рогаток, так как и обывателей, собранных нарочно на защиту города, вооруженных до 200 человек, распустил». Секретари воеводской канцелярии также разъехались в разные стороны, и прискакавший из Симбирска курьер с «промеморией» не нашел никого в присутствии. Случайно наткнувшись на сержанта штатной команды Михаила Лосева, он передал ему пакет. Лосев прочел бумагу, в которой Симбирская провинциальная канцелярия требовала уведомление, «где злодей находится». Лосев вместе с канцеляристом Василием Поповым отвечали, что злодей приближается уже к Алатырю, и отправили курьера обратно.

Между тем у соборной церкви собралась толпа народа.

– Зачем собрались? – спросил проходивший Сюльдяшев.

– Советуемся между собой, как спасти свою жизнь. Воевода и все дворяне бежали из города, а у нас нет оружия, чем защищаться; мы согласились встретить злодея с честью.

Прапорщик Сюльдяшев говорил, что лучше бы готовиться к обороне города.

– Воля всемилостивейшей государыни, – отвечали ему жители, – нам не с чем противиться, а встретим их с хлебом и солью.

Обыватели разошлись по домам, а Сюльдяшев приказал Лосеву поставить караул у соляных амбаров и близ канцелярии на колокольце, с тем, что если появятся мятежники, то дать ему знать[644]. Лосев исполнил приказание, но почти все инвалидные офицеры, не дождавшись приближения самозванца, отправились за город к нему в лагерь[645].

– Хорошо, что явились ко мне, други, – сказал им Пугачев, – но подите домой, вы не годитесь в мою службу – стары.

Утром 23 июля человек 20 яицких казаков приехали в ямскую слободу, находившуюся в четырех верстах от города, приказали населению выходить навстречу государю, стращая в случае сопротивления умертвить всех поголовно. Узнав, что в слободе находится управитель подпоручик Василий Косоговский, казаки вывели его на площадь и секли плетьми, спрашивая у ямщиков, добр ли он? Одобрительный ответ спас Косоговского от смерти, и ему приказано было находиться при встрече государя с своей командой. Ямщики вышли из слободы с хлебом и солью и при приближении самозванца все встали на колени.

Приняв хлеб-соль от ямщиков, Пугачев направился к городу, впереди которого был встречен населением и духовенством с крестами и образами. Вышедшие по звону соборного колокола

навстречу жители, духовенство и монахи Троицкого монастыря стали на колени. Приложившись ко кресту и приняв хлеб-соль от купечества, самозванец приказал прочитать свой манифест, а затем последовало целование руки: сначала подходило духовенство, потом именитые люди, в числе которых был и прапорщик Сюльдяшев. По окончании этой церемонии Пугачев сел на лошадь и в сопровождении духовенства, при колокольном звоне, проехал в соборную церковь для слушания молебна. Потом он ездил по городу, был в воеводском доме и приказал захваченные под соборной колокольней медные деньги[646] раздавать народу. По приглашению Сюльдяшева самозванец зашел к нему в дом, выпил с своими сообщниками чарки по три водки и, видя, что толпа его сильно пьянствует, приказал рубить бочки и выпустить вино. Призвавши к себе бургомистра, Пугачев поручил ему раздать народу соль безденежно и выпустить 49 человек колодников.

– Есть ли у вас в городе серебряники, – спрашивал при этом Пугачев бургомистра, – и пойдут ли они ко мне служить?

– Есть двое, – отвечал спрошенный, – как им не пойти, у вас им лучше будет, чем здесь.

Самозванец приказал прислать их к себе в лагерь и собрать туда же жителей по барабанному бою. В числе собравшихся стоял и прапорщик Сюльдяшев[647].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее