Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

В стане самозванца производилось расследование, и если крестьяне были довольны помещиками, что случалось весьма редко, то его отпускали, а если недовольны – то вешали. Большинство помещиков бежало из своих имений и принуждено было скрываться в самых непроходимых лесах. Оставшееся без правителей, но привыкшее к власти население обращалось к самозванцу с просьбой разъяснить то положение, в котором оно должно находиться относительно правительства.

«Покорно просим вас, милостивого государя, Петра Федоровича, – писали бурмистр Василий Захаров и староста Кузьма

Егоров[638], – чтоб нам изволили показать, на каком быть основании, что нам делать, мы не знаем, но хоша и была присланная от вас, государь, команда, однако никакого определения нам не объявила.

А ныне у нас в вотчине имеется господский хлеб, лошади и скот, и что вы, государь, об оном изволите приказать; також и что оставшее в доме господском после вашей команды на оное просим у вас, великого государя, милостивого приказание.

Еще просим у вас, великого государя, на крестьян села Верхнего-Талызина, которые были во владении с нами одного помещика. Оные крестьяне были на оброке, а мы сеяли на их земле хлеб господский, которая у них земля излишняя взята была на господина; а ныне оные крестьяне такой господский посеянный нами хлеб нам не дают, а оный хлеб им не следует, а принадлежит оный хлеб взять нам. О сем просим вас, великого государя, учинить решение.

Однако в вотчине нашей, милостивый государь, много таких, которые и пропитание у себя не имеют, не только какие подати платить, а просят из милосердия у вас, великого государя, чтоб повелено было из господского хлеба нам дать на пропитание и осемениться, за что мы, сироты ваши, должны вечно Бога молить за ваше здравие, великого государя».

Прошение это было не единственное, но как оно, так и другие оставлялись, конечно, без исполнения. Пугачевской коллегии уже не существовало, творить суда и расправы было некому, да и сам самозванец не думал об этом: он шел без оглядки и, спасаясь от преследования войск, повернул на юг, думая пробраться опять к Яику или к заветной для него реки Кубани.

Приближаясь к Цивильску, Пугачев отправил вперед казака Чумакова взять там годных лошадей. Чумаков разграбил город, повесил воеводу Копьева с женой, прапорщика Абаринова и секретаря Попова с их женами и двух мещан. Когда приехал в город сам Пугачев, то жители, не привыкшие к таким сценам, спрашивали, за что повесили их господ, когда они не сопротивлялись? Самозванец отвечал, что, хотя от него и не было дано приказание вешать, но что теперь того уже не воротишь.

Направляясь к Курмышу, Пугачев получил известие, что жители находящегося на пути городка Ядрина приготовились к сопротивлению и не намерены впускать мятежников. По совету поручика Лихутина они вооружились поголовно.

– Сограждане, – говорил Лихутин, – сей грозный день решит судьбу города и нас самих; обязанность каждого из нас предупредить опасность. Забудем свои семейства, имущество и самую жизнь, которая без обороны будет жертвой злодея. Сохраните присягу великой императрице и отечеству, и наградой вам будет благодарность потомства.

– Умрем все за веру, императрицу и отечество! – кричала толпа. – Бог сам спасет нас от многочисленных клятвопреступников. Веди нас сражаться, мы готовы.

При таких условиях Пугачев счел лучшим не ввязываться в серьезное дело, обогнул Ядрин, но отделившаяся от него толпа стала приближаться к городу. Узнав об этом, поручик Лихутин, после напутственного молебствия, переправился с вооруженным населением за Суру, имел горячее дело с мятежниками и отбросил их от города. Победители с торжеством возвратились в город, но впоследствии подвиг ядринцов был омрачен теми жестокостями и истязаниями, которым подвергали они захваченных в плен бунтующих чувашей[639].

Императрица щедро наградила всех участников в отбитии мятежников, в особенности за то, что они не ограничились защитой города, но, присоединясь впоследствии к воинской команде, «употреблялись с оной в усмирении мятежников»[640].

Потерпев неудачу под Ядрином, толпа потянулась по следам самозванца. Последний, в восьмом часу утра 20 июля, подошел к Курмышу. Городское население и дворяне разбежались в разные стороны, а чернь, в сопровождении духовенства, вышла навстречу Пугачеву. Священники Дмитрий Васильев, Евдоким Андреев и Адриан Иванов надели облачение, подняли образа и отправились с народом на берег реки Суры[641]. Пугачев переправился вплавь через реку и принял хлеб-соль. Отправленные в город казаки привели к самозванцу инвалидную команду, которая, увидя одного унтер-офицера уже повешенным, пришла в «смертный страх». Пугачев приказал прочитать свой манифест и привел к присяге всех вышедших к нему навстречу, причем упоминались имена императора Петра III, императрицы Устиньи Петровны, цесаревича Павла Петровича и супруги его великой княгини Натальи Алексеевны.