Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

«Проклятый филин, – писал из Хлынова Платон Любарский[613], – 12-го числа перепугал Казань и хотя, как эхо народное уверяет, крылья ему там и подщипали, однако, видно, нетопыри его, во все околичности казанские разлетевшиеся, все пути преградили, так что в нынешнем месяце из Казани сюда ни ездоков, ни почты не бывало».

Для восстановления сообщения и спокойствия были высланы по разным направлением небольшие команды, которые успели захватить нескольких важных сообщников Пугачева. Таким образом, были пойманы и доставлены в Казань: 18 июля татары Алиев и Махмутов, солдаты Яковлев и Свешников, а 19 июля ближайший сподвижник самозванца и его полковник Белобородов[614]. Все они единогласно показали, что Пугачев не более как с 400 человек 17 июля переправился через Волгу. Переправа эта совершилась в нескольких пунктах, но сам Пугачев, с небольшим числом сообщников, переправился в трех верстах ниже селения Сундыря (ныне Мариинский посад), на Кокшайском перевозе, частью на судах, частью вплавь на лошадях. Село Сундырь было сожжено за то, что жители потопили лодки и не вышли навстречу мятежникам; в нем сгорело 250 домов и церковь Казанской Богородицы, из которой мятежники увезли две ризы и два серебряных сосуда, а священника Ивана Петрова убили[615].

Показывая, что после переправы Пугачев двинулся на московскую дорогу, Махмутов и Алиев прибавляли[616], что толпа разделилась на две части; сам Пугачев с одной частью направился к Чебоксарам, а другая часть пошла в чувашские селения и помещичьи жительства. Эти сведения заставили казанского губернатора в тот же день отправить нарочных с извещением к нижегородскому и воронежскому губернаторам и в Москву к князю М.Н. Волконскому.

Нижегородский губернатор Ступишин тотчас же закрыл Макарьевскую ярмарку, распустил всех съехавшихся туда купцов и приказал наблюдать за Керженцом, не волнуются ли раскольники. «Несчастье велико в том, – писал Ступишин князю Вяземскому[617], – что рассыпанные злодеи, где они касались, все селение возмутили и уже без Пугачева делают разорение, ловят и грабят своих помещиков». Не имея в своем распоряжении никаких других, кроме гарнизонных, солдат, Ступишин отыскал пять годных чугунных орудий и прибавил к ним 12 собственных однофунтовых пушек, вооружил ими город, а из гарнизонных солдат сформировал два отряда: один, из 50 человек – рядовых с тремя пушками, отправил к Ядрину и Курмышу, а другой, из 30 человек – к Арзамасу. «Вот, милостивый государь, – прибавлял он в письме к князю Вяземскому, – все, что мне можно сделать, не имев довольного числа военных людей. Я застал гарнизон наполненный мало движущими, которые по представлению моему в Военную коллегию оставлены и укомплектовываются рекрутами недоимочными. Если бы я имел хотя до 200 человек легких войск, то бы с Божией помощью не только бы сему злу размножиться не допустил, но и усмирил бы бунтующих, не занимая от войск преследующих злодеев… Я же примечание должен иметь на великие тысячи бурлаков, кои на судах к Нижнему приходят и для сего более всего Нижний должен быть подкреплен войсками».

Пойманные мятежники единогласно показывали, что самозванец намерен идти в Нижний, так как яицкие казаки об этом неотступно его просят.

– Ваше величество, помилуйте, – говорили старшины, – долго ли нам так странствовать и проливать человеческую кровь, время вам идти в Москву и принять престол.

Пугачев обещал исполнить желание своих пособников и говорил, что пойдет на Нижний; но, отойдя верст 15 от Волги, встретил чувашей, которые уверяли, что Нижний сильно укреплен и в городе много войска, а из Свияжска на Цивильск идет отряд правительственных войск. Тогда Пугачев отказался идти по направлению к Москве[618].

– Нет, детушки, – говорил он, – потерпите, не пришло еще мое время, а когда будет, то я и сам без вашего зова пойду. Теперь же я намерен идти на Дон, там меня некоторые знают и примут с радостью.

Казаки принуждены были согласиться с мнением своего повелителя, тем более что толпа их состояла не более как из 400 человек, и необходимо было прежде всего подумать об увеличении своих сил. В это время Пугачев легко мог быть уничтожен, если бы главнокомандующий был на месте действий и не выпустил войск из своих рук. Генералы Брандт и П.С. Потемкин просили князя Щербатова поспешить прибытием в Казань, «дабы вы, – писал ему Брандт[619], – яко главный над войсками командир, будучи здесь, по обстоятельствам, часто подверженным переменам, к истреблению злого отечеству врага удобнее могли по общему совету расположить свои достаточные меры».

Князь Щербатов все еще не ехал, и в ожидании его прибытия казанские власти делали что было можно. Полковник Михельсон передал от себя 300 человек графу Меллину, довел его отряд до цифры 700 человек и отправил за Волгу для преследования самозванца. Через день были отправлены за Волгу же еще 150 человек кавалерии, и им приказано следовать на соединение с графом Меллиным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее