Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

Жажда ли мщения или убеждение, что казнями скорее можно восстановить спокойствие, заставляли многих начальников так же строго поступать и с мятежниками. Приближаясь к Алатырю, граф Меллин отправил вперед с эскадроном ротмистра Чугуевского полка Михаила Гаврилова, который 31 июля и вступил в город. Приказав вывести из тюрьмы пойманных мятежников, Гаврилов своевольно переколол более 20 человек, арестовал возвратившегося в город воеводу Белокопытова, прапорщика Сюльдяшева и повез их к графу Меллину. Взяв с Белокопытова «200 руб. и 14 лошадей, оставшихся после убитых дворян», Гаврилов отпустил его к своей должности, а Сюльдяшева представил начальнику отряда. Сюльдяшев искупил свою вину тем, что, оставаясь в течение нескольких дней правителем города, спас многих от смерти[660]. С удалением мятежников он собрал оставшуюся в городе от расхищения казну и запечатал ее в монастырской трапезе, вывез из леса спрятанные прапорщиком Васильевым деньги 20 602 руб. 85 коп., только что привезенные из Симбирска[661], и, наконец, разослал небольшие команды ловить шатающихся мятежников.

Не так поступал прапорщик Шихмаметев в Саранске. Он отличался полной преданностью самозванцу, и потому граф Меллин по прибытии в Саранск тотчас же арестовал Шихмаметева, высек несколько человек плетьми и, восстановив некоторый порядок в городе, двинулся далее.

В это время Михельсон, пересекая все главнейшие дороги к Москве и пройдя левее города Арзамаса, направился на село Починки с тем намерением, чтобы повернуть на Саранск и следовать по пятам Пугачева. 30 июля Михельсон получил сообщение Арзамасской провинциальной канцелярии, что Пугачев идет на Арзамас.

Странным казалось такое сообщение после тех сведений, которые он имел о движении самозванца на юг, но оставить без внимания Арзамас значило дать возможность Пугачеву появиться у него в тылу и затем идти уже беспрепятственно в Москву. Поэтому Михельсон тотчас же повернул назад и пошел к Арзамасу и, только подходя к городу, узнал, что сообщение провинциальной канцелярии оказалось ложным[662]. Время было потеряно, и отряд пошел опять к селу Починкам, где собралась шайка в ожидании прибытия Пугачева, для которого была уже приготовлена и квартира в доме ротмистра Павлова.

В селе Починках находился тогда конский завод, принадлежавший лейб-гвардии Конному полку, и потому, опасаясь, чтобы мятежники не разграбили его и не овладели казенными суммами, Михельсон выслал вперед с командой корнета Селиванова. Последний прибыл в село как раз в то время, когда мятежники связали до 30 человек рейтар, бывших при заводе, и намерены были овладеть лошадьми и деньгами. Разогнав толпу, Селиванов захватил в плен семь человек, из которых один оказался конюх, один обыватель и один крестьянин, обличенный в убийстве дворян. Михельсон приказал всех трех повесить, а прочих сечь плетьми[663] и резать по одному уху. «Сие производит в сих варварах великий страх».

«Окрестность здешняя, – доносил Михельсон, – генерально в возмущении и всякий старается из здешних богомерзких обывателей брать друг у друга преимущества своими варварскими поступками». Он говорил, что Пугачев около Саранска произвел такие варварства, «коих в нынешних веках никогда и ожидать было не можно: немалое число дворян с женами и детьми лишены жизни, то ж самое и приказчики. Многих мне удавалось освобождать, только везде поспеть нет способов, потому что нет почти той деревни, в которой бы обыватели не бунтовали и крестьяне не старались бы сыскивать своих господ или других помещиков или приказчиков к лишению их бесчеловечным образом жизни». Будучи останавливаем на каждом шагу подобными шайками, Михельсон не мог идти по пятам Пугачева, тем более что Ступишин настаивал на необходимости усмирить прежде всего Нижегородскую губернию.

«Я получаю, – писал он Михельсону[664], – ежечасно известия о бунтующих крестьянах, отложившихся от повиновения не только своих частных начальников, но уже не слушающихся моих повелений. Я боюсь, дабы злодей, заведши деташементы все отсель, не сделал обороту к Нижнему или на московскую дорогу: первое потому важно, что здесь великие тысячи на судах бурлаков прибывших и от времени в другое прибывающих, а московская дорога не менее важна своих ради причин. И в сем будучи положении, на первое и последнее взирать должно, а потому, кажется, не худо бы графу Меллину и Муфелю дать вам свое повеление, чтобы они спешили достигнуть неприятеля и разбить, а вам, получая сведения от них, предпринимать свое движение так, чтобы в случае его оборота могли встретить и укрощать бунты, дабы они распространиться не могли и до Московской губернии».