Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

После такой сцены комендант не мог принимать участия в совещаниях, и тогда на следующее утро, 1 августа, Державин явился в магистрат и потребовал, чтобы немедленно было приступлено к постройке укрепления и чтобы высланы были на работу все способные, не исключая ни одного человека. Гвардии поручик убеждал защищаться до последней капли крови и грозил, что, если кто выкажет недостаток усердия, тот будет признан изменником, скован и отослан в секретную комиссию. Испуганные такой угрозой купцы дали подписку, что в случае колебания или перехода на сторону мятежников сами себя обрекают на смертную казнь. Не довольствуясь этим и желая увеличить число своих сторонников, Ладыженский и Державин пригласили тайком в присутствие, помимо Бошняка, его подчиненных: майоров Бутыркина, Салманова, Зоргера, Быкова и Тимонина. Все они, руководимые, конечно, Ладыженским и Державиным, составили и подписали следующее постановление[783]:

«1774 года августа 1-го дня, в конторе опекунства иностранных в собрании присутствующих, здешнего коменданта[784] и находящихся здесь штаб– и обер-офицеров советовано было, чтоб к безопасности здешнего города и к спасению жителей и их имение сделать следующие учреждение:

1) В том месте, где конторские магазины, сделать земляное укрепление, к которому здешнее купечество согласилось дать рабочих людей, и работу сию, начав с сего числа, продолжать денно и нощно с неустанной прилежностью; а дабы скорее окончить можно было сие укрепление, то назначено оное ныне с великим против прежнего уменьшением, по той точно причине, что по короткости времени обширнее оного сделать нельзя. Наипаче же на присланное сего числа от коменданта письменное мнение, чтоб всех воинских служителей конторы отдать в его команду, согласиться никак не можно, ибо главный судья конторы опекунства иностранных, будучи в чине бригадирском и начальником над состоящей в конторском ведомстве командой, в команде у него, коменданта, состоять не может. Что ж принадлежит и до другого мнения его, коменданта, чтоб к закрытию города сделать другое укрепление и батареи, из которых одну – у московских ворот, а другую – у моста, построенного близ Волги, через овраг, то и на сие также согласиться никак нельзя, потому что в таком случае досталось бы весьма малое число имеющихся ныне орудий и небольшую здешнюю команду разделить в разные места, которых на такую великую обширность тех батарей закрывать будет совсем неудобно.

2) Как скоро в приближении к здешнему городу злодеев верное известие получено будет, то оставив в том укреплении надобное по рассмотрению число военных людей, с прочей командой, как ведомства конторского, так и батальонного, идти навстречу злодеям и стараться сколь возможно, отрезывая оных от нападения на город, разбить и переловить злодеев (?). А для того коменданту сего ж числа прислать известие, сколько здешнего батальона и здешних казаков служащих, отставных и неопределенных, а к тому, ежели способны и надежны будут, то и из обывателей с ружьями против злодеев употребить можно будет.

3) Имеющиеся в городе пушки артиллерии майору Семанжу все освидетельствовать и если найдутся, кроме тех десяти, о которых комендант уверял, что они годны, то оные отобрав, прибрать к калибру ядра и по скорости сделать хотя из одного дерева лафеты, дабы все оные в назначенном укреплении к защите употребились; и хотя комендант, несмотря ни на какие всех предложения и ясные доказательства, упорно остается при своем мнении, чтоб в сие укрепление пушек городских не брать, а расставить оные около города, сделав батареи; а притом отказался от подписания постановляемого на сем совете определения, но как мнение его к защите здешнего города столько нерешительно, что с 24-го числа июля он, продолжая почти всякий день непонятные отговорки, поныне ни на чем не утвердился и потому к безопасности здешнего города никакого начала не сделано и время почти упущено, – чего ради нижеподписавшиеся согласно определили: несмотря на несогласие коменданта по вышеписанному учреждению делать непременно исполнение; а сверх того, коменданту дать знать об учиненных от конторы около города разъездах, в которых оные местах, с тем чтобы и он из здешних казаков к тем разъездам прибавил еще для примечание о злодеях в другие места.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее