Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

В рассуждении же того, что надлежит накрепко остерегаться, дабы помянутые злодеи не покусились прокрасться р. Волгой и к тому не могли употребить из множества стоящих перед городом судов, коменданту, в случае близости злодеев к городу, оные приказать затопить или сжечь, а для лучшей предосторожности к пресечению побегу водой, в укреплении у магазинов сделать на берегу батареи; состоящий ныне близ казарм артиллерийский лагерь перенести ближе к городу на высокое место, с которого бы удобнее было видеть приближения злодеев; а как скоро означенное укрепление у магазинов будет готово и комендант других лучших мер, кроме тех, о коих он доныне объявлял, иметь не будет, в таком случае содержащихся в остроге колодников, тако ж и состоящую в ведомстве воеводской канцелярии казну перевезти в оное укрепление и, вырыв ямы, поместить в оных; вино ж казенное, хранящееся в городе в выходах, погрузя на суда и спустя вниз остановиться у оного укрепление.

И для исполнения всего вышеписанного послать к нему, коменданту, с сего приговора при указе копию, а что касается до подписания сего по старшинству, то все согласились для скорейшего окончания, подписываться не разбирая старшинства, а кому как случится».

Полковник Бошняк отказался принять это постановление и донес о том Кречетникову, а Ладыженский еще с 30 июля начал строить свое укрепление, для чего купечество выслало ему тысячу человек рабочих. На следующий день, т. е. 1 августа, когда происходило совещание, рабочие не явились и бывшие в совете купцы объявили, что обывателям запрещено от полиции идти на работу. Призвали в совет полицеймейстера, но он заявил, что комендант не велел наряжать только пахотных солдат, бобылей и цеховых, а остальным предоставил на усмотрение, идти ли на работу или нет. Ладыженский отправил Свербеева к полковнику Бошняку спросить, «для чего он делает такой разврат между городскими жителями»[785], а Державин написал в магистрат, требуя ответа в нарушении данного ими письменного обязательства. Купечество испугалось, нарядило рабочих, и Державин писал П.С. Потемкину, что много труда и хлопот употребил он на борьбу с комендантом, но что «теперь привел в порядок»[786].

Последние слова были, конечно, пустой фразой и ни порядка, ни соглашения в Саратове не последовало. Свербееву Бошняк отвечал, что не разделяет необходимости строить укрепление у магазинов и потому считает лишним посылать туда рабочих. Вместе с тем саратовский комендант препроводил к Державину, без всяких объяснений, копию с только что полученного предписания астраханского губернатора[787]. Кречетников поручал объявить Державину, чтоб он оставил Саратов и пребывал на Иргизе «неподвижным»[788].

«На сие, – отвечал дерзко Державин[789], – вашему высокоблагородию сказать имею, что его превосходительство г. генерал-майор преминовать [забыть] изволил, что ему покойный генерал-аншеф А.И. Бибиков обо мне сообщить изволил. Ему написано было, что вследствие именного е. и. в. повеления я послан в сию область и ему предписано было во всех моих просьбах вспомоществовать[790]. Но как его превосходительству о существе всей моей комиссии и ее потребностях знать не дано, но река Иргиз не есть единственный мой пост и что не по пустому требовал я в бытность его превосходительства в Саратове от конторы опекунства иностранных команду[791], то апробовано от вышних моих начальников мне с похвалой. Сей мой отзыв в самом его оригинале его превосходительству поднесть можно»[792].

Таким образом, вопрос о защите Саратова не подвигался вперед. Ладыженский и его компания строили свое укрепление, а Бошняк успел возобновить очень небольшую часть городского вала и устроить несколько батарей. Меры, принятые обеими сторонами, не имели никакого значения в военном отношении, и благодаря спорам город остался беззащитным.

Мы остановились весьма подробно на саратовских пререканиях с той целью, чтобы выяснить, кто был причиной неурядицы, и определить права спорящих на вмешательство в дела, до них не относившиеся.