Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

Кречетников, уезжая из Саратова, поручил коменданту полковнику Бошняку «все управление по городу воинских дел». Об этом было известно Ладыженскому, Державину и главнокомандующему князю Щербатову. Все они были люди военные, обязанные знать, что начальник или комендант в городе есть полный распорядитель и хозяин, которому подчиняются все команды и жители, хотя бы среди их находились и лица, старшие по чину и званию, чем комендант. Права коменданта и его обязанности не есть продукт нынешнего века – они были те же и в прошлом столетии. Со времени Петра I права и обязанности коменданта были известны и обязательны для всех военных, знающих службу, дисциплину и не носивших военный мундир по одному названию. Полковник Бошняк подлежит упреку в том, что при начале разногласий не выслал из города Ладыженского и Державина, на что имел полное право по закону и по предоставленной ему власти. Не Державину следовало грозить арестом Бошняку, а последнему арестовать пылкого юношу. Не решаясь на эту меру, саратовский комендант дал средство развиться беспорядкам, дал случай Ладыженскому и Державину написать постыдные для них письма и подорвал в глазах городского населения свое значение и власть. В возникших спорах жители Саратова видели в Ладыженском и Державине деятелей, вмешивавшихся как бы по праву в разрешение вопроса о защите города, и, конечно, от усмотрения населения зависело присоединиться к той или другой стороне. Права Ладыженского заключались в управлении саратовскими колониями, находившимися вне города, а Державина – ловить Пугачева, когда он появится на реке Иргизе и в окрестностях Малыковки. Других полномочий Державину мы не знаем и в изданной Я.К. Гротом обширной переписке поэта их не находим. Тем не менее Державин заявляет себя уполномоченным сохранять здешние места (?), и уверяет, что все требования его должны исполняться беспрекословно[793]. Молодой поручик забывается до того, что без всякого права требует отчета от полковника Бошняка, грозит ему донести своему начальнику, П.С. Потемкину, которому присваивает небывалый титул, и с решимостью, достойной лучшей участи, заявляет коменданту, что если он его послушает, то Державин принимает всю тягость законов на себя. Будучи слепым орудием Ладыженского, Державин с своим патроном отказываются исполнить категорическое приказание губернатора, призывают в заседание, без ведома коменданта, его подчиненных, подрывают тем дисциплину и уничтожают последние средства к защите. Планы их и Бошняка по укреплению города не имеют ни стратегического, ни тактического значения, но последнее решение саратовского коменданта укрепиться на московской дороге, впереди города, прямо на пути наступления неприятеля, должно признать наиболее правильным, но не осуществившимся.

Людям военным ясно видно, кто был виноват в саратовском несчастий; но, обвиняя Ладыженского и Державина, необходимо вспомнить, что то был несчастный период деятельности князя Щербатова и разделение власти. В этот период не было единства в действиях, явилось несколько распорядителей, и исполнители не знали, кого слушать. Зная из письма Кречетникова, что Бошняк назначен руководителем обороны, князь Щербатов ободряет Державина за то, что тот его не слушает. П.С. Потемкин, присланный только для заведывания секретными комиссиями и обязанный заниматься следствием и сортировкой преступников, к нему присылаемых, вмешивается без всякого права в административные и военные дела в отдаленном крае. «К крайнему оскорблению, – пишет он Державину[794], – получил я ваш рапорт, что полковник и саратовский комендант Бошняк, забывая долг свой (?!), не только не вспомоществует благому учреждению вашему к охранению Саратова, но и препятствует укреплять оный: того для объявите ему, что я именем е. и. в. объявляю, что ежели он что-либо упустит к воспринятой мер должных… тогда я данной мне властью (?!) от ее величества по всем строгим законам учиню над ним суд (?!)».

Итак, повсюду отсутствия сознания своего долга, превышение власти, вмешательство в чужие дела; я лучше и выше, чем ты, – вот взгляд и понятие правительственных деятелей этого периода, вот причина легкого успеха самозванца.

Но явился новый главнокомандующий, граф П.И. Панин, и все эти деятели, зная его характер, сами заключили себя в те рамки, которые были им назначены. К сожалению, это было поздно, и Саратов успел испытать на себе всю тяжесть этой неурядицы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее