Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

Играя дерзко словами, молодой поручик увлекся до того, что потребовал от полковника Бошняка ответа, сам не зная какого, для донесения П. Потемкину, «яко непосредственному начальнику высочайшей ее величества власти» (?!).

Что подразумевалось под последним – трудно понять потому, что П.С. Потемкин был не более как начальник секретных комиссий, сам не имевший никакой административной власти на театре действий. Полковник Бошняк знал это хорошо и не без удивления читал заявление Державина, что «мы, находящиеся здесь штаб– и обер-офицеры, приемлем всю тягость законов на себя, что [если] вы оставите свой пустой, обширный и укреплению неспособный лоскут земли, именуемый вами крепостью Саратовской».

Не обращая внимания на полученные письма, полковник Бошняк 30 июля отправился к Ладыженскому и старался доказать ему, что предполагаемое укрепление провиантских магазинов не имеет цели, что по отдаленности от города трудно перевезти и собрать в нем имущество жителей, что гораздо лучше перенести укрепление на московскую дорогу близ каменной часовни, куда и перевезти если не весь, то часть провианта. Вновь избираемое место для укрепления изобиловало водой и находилось на прямом пути наступления мятежников и, следовательно, имело более важное значение, чем построенное в стороне и вдали от города у провиантских магазинов. Ладыженский не согласился с доказательствами коменданта и объявил, что не даст ни своих команд, ни мастеровых для исправления городских орудий[780].

Возвратившись домой, полковник Бошняк получил предписание астраханского губернатора Кречетникова, вновь требовавшего, чтобы комендант взял на себя оборону города.

«В околичностях Саратова и в самом городе, – писал Кречетников Бошняку[781], – принять вам от такового злодейского стремления по указам е. и. в. предосторожность, к чему находящихся тамо во всех командах воинских людей собрав, употребить на защиту и отпор в случае нападения, а именно: всех состоящих при опекунской и соляной конторах казаков истребовать, несмотря ни на какие их отговорки. Буде бы опекунская контора стала отзываться, что из них часть употреблена к обмежеванию земель, которое по сему самокрайнейшему и опаснейшему случаю должно теперь оставить; так же бы и артиллерийскую ведомства ее команду иметь в собрании, со всей артиллерией и снаряды, во всякой готовой к обороне исправности, дабы из казаков ни малейшей части, как то при мне в Саратове было, у них не оставалось, но все бы они отданы были в команду и распоряжения ваше, на отпор и прогнание вышеписанного злодея и его воровских партий.

Сей ордер мой обеих контор гг. присутствующим секретно объявить и с ними купно посоветовав, поступить в недопущении распространения злодейства вдаль, с единодушной мыслью помня всякому долг свой, как верным е. и. в. рабам, по данной присяге и по воинским регулам принадлежит, не щадя живота обратить единственно свои силы сего злодея всемерно отразить».

С этим предписанием Бошняк в тот же день вторично поехал к Ладыженскому, который, будучи поддержан Державиным, настаивал на своем, но потом объявил, что приедет посмотреть место, избранное комендантом для укрепления. Произведенный осмотр не привел к соглашению, а заявление коменданта, чтобы все военные команды были отданы в его распоряжение, заставило Ладыженского собрать своих клевретов на совещание и пригласить в присутствие и полковника Бошняка. Последний, на требование собравшихся укрепить провиантские магазины, отвечал, что построить небольшое укрепление здесь необходимо, но что главнейшей целью должна быть защита города; что для этого необходимо построить укрепление впереди города, на пути наступление неприятеля, а не сбоку. При этом Бошняк повторил свое требование о передаче в его распоряжение всех команд и о присылке 20 человек артиллеристов. Ладыженский не соглашался исполнить требование, говоря, что опекунская контора «г/ губернатора не под властью», а Державин и другие «всячески, – доносил Бошняк[782], – ругательскими и весьма бесчестными словами поносили и бранили, и он, г. Державин, намерялся меня, яко совсем, по их мнению, осужденного, арестовать, в чем я при теперешнем весьма нужном случае, ваше превосходительство, и не утруждаю, а после буду просить должной по законам сатисфакции».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее