Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

Возвращаясь из-под Царицына небольшими партиями, калмыки нападали на колонию, отгоняли скот и лошадей. Оставшиеся жители колонии разделились на две партии: одна убирала и прятала пожитки, а другая, вооружившись, отбивала нападение калмыков. В таком положении находились колонисты, когда один из их односельчан прибежал из Царицына и заявил, что мятежники идут прямо на Сарепту. Братья-колонисты поспешно собрали оставшиеся повозки, запрягли их быками и в восьмом часу вечера, 21 августа, все до одного человека покинули колонию. «Сколь чувствителен сей выезд всем братьям ни был, – писал Фик, – однако все были в том одного мнения, что лучше все свое движимое и недвижимое имение оставить, нежели данную ее величеству присягу верности нарушить и повергнуться такому злодею». Наступившая вскоре за тем ночь скрыла колонистов, и они, двигаясь безостановочно, до света успели избежать преследования мятежников. «Наши жены и дети, – писал Фик, – по претерпении бесчисленных трудностей, много беспокойства и всяких нужд, вместе с теми фамилиями, кои сухим путем отправились, благополучно в Астрахань приехали. А те братья, кои вперед со скотом нашим отправлены [были] и с великим трудом и опасностью от калмыков оный сохранили, также благополучно в Енотаевскую крепость прибыли».

Таким образом, когда Пугачев пришел в Сарепту, то нашел ее покинутой жителями. Мятежники заняли опустелые дома и разграбили их до того, что чрез сутки Сарепта была неузнаваема. Фабрики обобраны, инструменты деревянные переломаны, а металлические унесены с собой; мебель в домах уничтожена, фонтаны испорчены, и куски товаров брошены в воду или затоптаны в грязь. Впоследствии, когда 13 сентября колонисты возвратились на свое пепелище, они были объяты ужасом и сожалением.

«Мы нашли, – писали они, – столь многим трудом закрытые и заваленные погреба и выходы разломанными, ящики и сундуки пустые, и что с собой увезти не можно было – злейшим образом разорвано в мелкие части, разбито и разбросано; высыпанные из перин перья покрывали все наше местечко, окна все выбиты, двери расколоты, печи разломаны и все домашние принадлежности, коих похитить не можно [было], совсем разорены. Одним словом, мы видели наше десятилетнее старание, в краткое время нашего отбытия, варварскими руками разоренное и наши пожитки расхищенными». Сарептинцы понесли убытку до 67 540 рублей.

Переночевав в Сарепте, Пугачев двинулся далее и, желая поощрить своих сообщников, наградил многих из них медалями и генеральскими чинами. Овчинников был пожалован званием генерал-фельдмаршала, Афанасий Перфильев – генерал-аншефом, Федор Чумаков – генерал-фельдцейхмейстером, Иван Творогов – генерал-поручиком, Алексей Дубровский – обер-секретарем Военной коллегии и дежурный при Пугачеве казак Еким Давилин – камергером.

– Бог и я, великий государь, жалую вас чинами, – говорил Пугачев, – послужите мне верой и правдой.

Пожалованные стали на колени и благодарили. «Но я, – говорил Творогов, – ни одного из тех чинов не знаю, хотя и сам в числе тех пожалованных находился, потому что прежде об оных не слыхивал».

Остановившись вечером 24 августа у Сальникова завода, Пугачев узнал о приближении отряда полковника Михельсона. Он тотчас же приготовился к обороне: выставил в одну линию все свои орудия, за которыми и расположил пехоту. При появлении Михельсона Пугачев приказал открыть огонь из всех орудий и двинул вперед пехоту. Михельсон построил свои войска в боевой порядок: в центре стала пехота, имея на правом фланге походного атамана Перфилова с Чугуевским полком, а на левом – всех донских казаков. Не желая предоставлять мятежникам почина в действиях, Михельсон приказал кавалерии произвести контратаку и поддержал ее пехотой. Атака чугуевцев и донцов была настолько стремительна, что пехоте почти не пришлось действовать. Мятежники, «будучи все в крайней робости, не старались удерживать храброе стремление войск и чрез короткое время, уступая свое место, показали тыл. Хотя злодей, будучи позади своей толпы, и старался словами своими остановить оную и поощрять к сопротивлению, но столь велик был во всех страх, что, нимало не слушая его слов, рассыпались во все стороны»[864].

Все 24 орудия были захвачены, и бегущие преследованы по разным направлением более 40 верст[865]. Мятежники потеряли более 2 тысяч убитыми и до 6 тысяч пленными, в числе которых находились две дочери Пугачева и 14 несчастных сирот, дочерей дворян.

Самозванец бежал с поля сражения одним из первых. За ним ускакали верхами жена Софья и десятилетний сын, а две дочери малолетние «в дорожной коляске ехали, наполненной, как я думаю, – говорил Творогов, – дорогими товарами и деньгами, ибо в сей коляске поделаны были потаенные сумы. Злодей и сей [коляски] обще с дочерями лишился, потому что, спасая себя бегом, скакал во весь опор, приказывая и коляску везти за собой; но как сей дорогой случился в одном месте превеликий косогор, то сказывают, что на оном коляска опрокинулась и осталась на том месте»[866].