Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

В этом сражении Пугачев лишился самого близкого к нему человека, атамана Овчинникова, пропавшего без вести. На долю победителей досталась богатая добыча: донцы захватили 18 пудов серебряной посуды, много денег, платья, соболей, куниц и лисьих мехов, сукон и материй, 527 лошадей и 64 вола. Еще более осталось на долю солдат отряда Михельсона. Пугачева преследовали до самого берега Волги, через которую успел, однако же, переправиться с главнейшими сообщниками. Остальная часть его толпы рассыпалась в разные стороны и спасалась как могла; многие бросались в Волгу, надеясь переплыть на другой берег, но почти все потонули.

По получении известия об этой победе императрица издала похвальный указ Михельсону и его отряду и, сверх того, удостоила храброго и неутомимого предводителя особым письмом, при котором послала золотую шпагу с бриллиантами. Всех премьер-майоров и подполковников Екатерина приказала представить к награде, а остальных офицеров произвести в следующие чины; унтер-офицеров и рядовых наградить деньгами[867].

Обильные награды вполне соответствовали важности победы. Пугачеву нанесен был здесь последний и самый тяжкий удар, после которого оставалось только принять меры к тому, чтобы он не мог усилиться.

Михельсон сформировал два отряда: графа Меллина с его отрядом и 200 донских казаков он отправил за Волгу, с приказанием идти по следам самозванца, а другой – подполковника. Муфеля с его легкой полевой командой и 200 человек донских казаков послал к Черному Яру; сам же с остальными войсками пошел обратно в Царицын, где уже находился отряд генерал-майора Мансурова.

Последний отправил также за Волгу летучие отряды под начальством полковника Иловайского с 300 донских и майора Бородина с 200 яицких казаков. В Дмитриевске (Камышине) Мансуров поставил гвардии поручика Мельгунова с 150 казанских уланов и мещеряков и ротой драгун 22-й легкой полевой команды; в станицах Балыклейской и Дубовской были расположены по эскадрону Архангелогородского карабинерного полка с 50 донскими казаками, в первой станице под начальством ротмистра Нолькена, а во второй – поручика Потулова[868]. Чтобы окончательно преградить Пугачеву вторичный переход на нагорный берег Волги, генерал Мансуров просил князя Голицына поставить из своего отряда заставу в селе Золотове, находившемся на берегу Волги, между Саратовом и Дмитриевском (Камышевкой).

В таком положении было дело, когда 2 сентября прибыл в Царицын генерал-поручик Суворов, принявший, по приказанию главнокомандующего, общее начальство над всеми отрядами, преследовавшими Пугачева.

Суворов ехал без всякого конвоя по дорогам, по которым бродили шайки мятежников, ловившие всех проезжающих. Чтобы избежать плена, говорит Суворов в своей автобиографии, «не стыдно мне сказать, что я на себя принимал иногда злодейское имя»[869]. Прибыв в Царицын, он приказал полковнику Михельсону переправиться через Волгу и настигать «по следам укрывательство злодея»; генерал-майору князю Голицыну сообщено, чтобы он также шел за Волгу с того места, где застанет его это сообщение; генерал-майор Мансуров отправлен с его отрядом в Дмитриевск с тем, чтобы протянул свои посты до Саратова; генерал-майору князю Багратиону приказано следовать к Царицыну, расположить семь эскадронов гусар около Голубинской станицы и иметь сообщение с постами, находящимися в Дмитриевске и Черном Яру, где остановлен подполковник Муфель с своей легкой полевой командой[870].

Сделав все эти распоряжения, Суворов отправился в отряд графа Меллина и в Ахтубе переправился через Волгу. С ним же поехали прибывшие за несколько дней в Царицын капитан Галахов, Евстафий Трифонов (Долгополов) и П.С. Рунич. В слободе Никольской, находившейся на луговой стороне Волги, против Камышенки (Дмитриевска), Суворов призвал к себе Галахова и Рунича и спрашивал их, как они располагают: пуститься с ним в степь или нет? Галахов просил позволения посоветоваться с Трифоновым и тогда дать ответ.

– Зачем нам гоняться по степи за Пугачевым, – говорил Трифонов, – он Бог знает куда промчаться может, а мы между тем можем попасть в руки киргизам, кои то и дело в это время по степи мчатся. Незачем нам пускаться в степь; нам сегодня бы надобно переправиться в Камышенку и поспешно из оной отправиться в Саратов. Там уже расположим, куда вам и куда мне отправляться должно будет.

Имея на руках 43 тысячи руб. золотой монетой, Галахову было рискованно пуститься в степь, и потому он решился переправиться обратно через Волгу, а Суворов нагнал отряд графа Меллина и двинулся с ним к речкам Узеням. Прибыв 9 сентября на реку Еруслан, Суворов разделил отряд на четыре части: двум приказал следовать по обоим берегам Малого Узеня и двум – по Большому Узеню и не стесняясь жечь камыш, который мог скрывать мятежников[871].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее