Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

В это время Чумаков отправился в стан к оставшимся казакам и объявил им, что Пугачев арестован.

– Мы государя арестовали, – говорил Чумаков казаку Фофанову, – и хотим везти в Яицкий городок, так ты к нему не приставай.

– Куда другие, туда и я, – отвечал Фофанов, – куда команда пойдет, туда и я с ней.

По возвращении Чумакова с остальными казаками вся толпа стала переправляться через реку Узень[890]. Переправившись на противоположный берег, Пугачев подозвал к себе Ивана Творогова. Он просил отъехать с ним в сторону, говоря, что имеет нужду переговорить наедине. Творогов согласился, и они отделились от толпы.

– Иван, что вы делаете, – начал Пугачев, – ведь ты сам знаешь Божие писание: кто на Бога и государя руки подымет, тому не будет прощения ни здесь, ни в будущем веке. Ну что вам за польза: меня потеряете и сами погибнете. Если я жив не буду, то сын мой и наследник Павел Петрович вам за меня отомстит. Полно, подумайте хорошенько, не лучше ли кинуть это дело.

– Нет уж, батюшка, не говори, – отвечал Творогов, – что задумали и положили, то тому так и быть – отменить нельзя.

Путники продолжали ехать молча; в некотором отдалении от них ехали два сторожевых казака: Железнов и Астраханкин. Пугачев оглянулся назад и, видя, что казаки несколько поотстали, ударил по лошади.

– Прощай, Иван, оставайся, – сказал он торопливо и, повернув лошадь в сторону от дороги, думал ускакать в степь.

– Ушел! Ушел! – кричал Творогов и кинулся в погоню.

«А как моя, – говорил Творогов, – резвее его лошади была, то нагнал я его очень скоро и только что хотел было схватить его за ворот, но он имеющейся у него плетью ударил по рылу мою лошадь, которая, будучи чрезвычайно горяча, бросилась в сторону, сажен на десять. Потом, направя ее опять за ним, я догнал паки, но он то же с моей лошадью сделал; однако ж я и в третий раз близко гнался за ним, а между тем помянутые казаки, скакав чистым местом, взяли у злодея перед; и так напоследок стал он между нами посредине». Видя, что ускользнуть от преследователей невозможно, Пугачев соскочил с лошади с намерением скрыться в камышах; казаки сделали то же и бросились за ним. Настигнутый ими, самозванец ухватился за шашку Железнова и вытащил уже ее до половины, но казак Астраханкин успел схватить его за руки.

Прискакавший казак Федульев помог задержать Пугачева, и ему связали назад руки.

– Как вы смели, – говорил Пугачев как бы с сердцем, – на императора своего руки поднять, за это воздастся вам.

– Нет, брат, теперь больше не обманешь, – отвечали казаки.

Пугачев заплакал и стал божиться, что не уйдет более; он просил развязать ему руки. Казаки исполнили его просьбу, посадили на ту же лошадь и повезли далее. Они отправили нескольких человек по форпостам с известием, что самозванец арестован и, послали с тем же в Яицкий городок трех казаков: Василия Жигалина, Ивана Калмыкова и Ивана Хохлова.

Переночевав на речке Балыклее и отъехав от нее верст пятнадцать, казаки остановились покормить лошадей и расположились группами. Пугачев ходил среди толпы под надзором казаков. Заметив оплошность малолетка Харьки, положившего возле себя шашку и пистолет, самозванец схватил их и, обнажив саблю, с криком: «Вяжите старшин!» – бросился на Творогова и Чумакова, сидевших с казаками Федульевым, Железновым и Бурцовым. Казаки вскочили на ноги.

– Кого велишь ты вязать? – спрашивал Федульев, идя смело навстречу Пугачеву.

– Тебя, – отвечал самозванец с бранью и направил против него пистолет.

Курок был спущен, но кремень осекся.

– Атаманы, молодцы, – крикнул Федульев, – не выдавайте!

Казаки окружили Пугачева; он отмахивался саблей, но в это время Бурнов ударил его в бок тупым концом копья; самозванец повернулся в сторону удара, а Чумаков сзади схватил его за руки. Пугачев был обезоружен, связан и посажен на телегу, на которой ехали жена его Софья и сын Трофим, горько плакавшие.

Казаки спрашивали злодея, «сам ли он собой сие сделал, или другой кто присоветовал?». На что он сказал, что присоветовал ему казак Маденов, надеясь, что многие за него вступятся. Маденов был избит до полусмерти и брошен в степи, и «никто не знает, жив он или умер».

На пятый день путники остановились между Кожераховским и Бударинским форпостами и отсюда отправили Творогова и Чумакова вторично с известием, что казаки с арестованным самозванцем приближаются к городку. На форпостах не верили этому и не хотели давать посланным лошадей. С большим затруднением Творогов и Чумаков добрались до Бударинского форпоста, вблизи которого встретили яицкого сотника Харчова, высланного из Яицкого городка с 50 человеками казаков для разъездов. Они объявили ему, «что едут от своего государя, т. е. от известного злодея самозванца Пугачева в Яицкий городок с раскаянием, да и злодейский самозванец у них пойман и ведется, чтоб его в городе встретили с честью и отвели бы квартиру» (?)[891].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее