Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

Граф П. Панин также очень желал иметь Пугачева в своих руках и, лишь только получил известие об его поимке, тотчас же приказал Суворову доставить его в Симбирск. Как старший начальник, Суворов взял Пугачева под свою охрану и исполнил приказание главнокомандующего. «С сожалением усмотрел я, – писал П.С. Потемкин капитану Маврину[904], – что Пугачев взят из рук ваших. Но так и быть, постарайтесь окончить допросы яицких казаков».

Эта борьба за обладание Пугачевым послужила поводом к недоразумению, а впоследствии и к враждебному отношению между начальником секретных комиссий и главнокомандующим.

<p>Глава 25</p>

Отъезд графа П.И. Панина из Москвы на театр действий. – Положение края, охваченного мятежом. – Объявление графа Панина. – Меры, принятые им для усмирения волнений. – Сортировка преступников на разряды и наказание их. – Пребывание главнокомандующего в Шацке, Керенске, Нижнем Ломове и Пензе.

Выжидая разъяснения обстоятельств и прибытия войск, граф П.И. Панин только 17 августа выехал из Первопрестольной столицы и, предшествуемый войсками, подвигался вперед весьма медленно. Ему предстояло прежде всего истребить ближайшего врага, в лице шаек, наводнивших Нижегородскую и Воронежскую губернии, и только тогда уже направить свой удар против главных скопищ самозванца. Он не имел и не мог иметь никакого влияния на действия передовых отрядов и руководил только теми войсками, которые за несколько недель перед тем были высланы из Москвы. В авангарде этих сил шел отряд Древица, а позади его генерал-майор Чорба с Великолуцким пехотным, Владимирским драгунским и донским Краснощекова полками, при 8 орудиях, не считая полковых. Следом за главнокомандующим князь Волконский отправил 21 августа пять рот Нарвского полка, 64 гусара и 2 орудия и обещал отправить Ладожский пехотный полк, как только он прибудет.

В Москве оставались: Воронежский пехотный, лейб-кирасир-ский, два донских полка и остальные роты Нарвского полка[905].

Сверх того из десяти пехотных рот, находившихся в Смоленске и Белоруссии, императрица Екатерина приказала восемь рот отправить в Вязьму, где и поступить им под начальство графа П. Панина[906]. Последний, все еще желая прикрывать Москву, поехал по рязанской дороге на Шацк, а войска шли на Коломну, Рязань, село Ухолово и Шацк. Чем ближе подвигались они к местам, зараженным бунтом, тем печальнее была обстановка, тем ужаснее казались беспорядки и всеобщее разорение. В Коломне граф Панин узнал о падении Саратова и поголовном почти восстании крестьян против своих помещиков. «Сие пламя, – писал он, – прорывается уже по здешней стороне Волги, не только в одной Нижегородской, но в Воронежской и Московской губерниях; разнесшиеся от него искры в черни, конечно, везде, куда только оные достигнуть могли, совсем готовы воспламениться».

Более всего огорчало главнокомандующего то, что при «похищении» Саратова самозванцем оказалась измена не только казаков, но и от регулярных войск, как гарнизонных, так и полевой артиллерийской команды, «с некоторыми проклятыми их офицерами». Граф Панин выражал сожаление, что регулярные войска обольщаются самозванцем и не различают службы изменникам от службы против законных врагов[907].

Начальники городов и крепостей терялись и робели при одном слухе о возможном приближении мятежников. Они рассылали повсюду гонцов, молили о помощи и, по словам Панина, желали, чтобы пехота по первому их зову «за 400 верст поспевала к их спасению». Комендант Новохоперской крепости, бригадир Аршеневский, растерялся при одном известии, что партии мятежников пробираются в ближайшие к Волге донские станицы. Аршеневский опасался не устоять против нападения казаков и крестьян, а на его беду, донской полковник Себряков, высланный войском Донским для охранения своих границ, оказался больным и просил позволение Аршеневского, в случае опасности, скрыться с своим семейством в Новохоперской крепости. Граф Панин стыдил Аршеневского, говоря, что казаки не могут овладеть и редутом, а у него крепость. «Военному человеку, – говорил главнокомандующий, – смерть с обороной вверенного ему поста есть одно только средство к соблюдению своей чести и репутации, не только для одного себя, но и относительно для всех их потомков».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее