«За уведомление твое о поимке Пугачева благодарю тебя всепокорно, – писал Александр Лунин Савве Маврину[898]. – Первый твой курьер Окутин приехал сюда 15-го числа в 10 часов вечера; другой, сержант, 17-го числа пополуночи в пятом часу, и оба без наималейшего задержания отправлены далее. Сколь вести сии были милы, какое произвели они восхищение во мне и восторг всеобщий, я описать не могу. Первый приехал в то самое время, как у хозяина моего, который за сутки приехал только прежде, было людей [гостей] премножество. Представь же, какой приятной тревогой ты их беседу поколебал. Окутина поцеловав, разбил себе губу в кровь; пришед к ним как иступивший из себя [исступленный], объявил с криком, подобным бешеному, что изверг пойман и я имею от тебя письмо. Каждый не знал, что делать: целоваться ли, прыгать ли или читать твое письмо. Наконец все сие сделали, и письмо твое каждый читал и целовал. Потом, как сила первого воспламенения миновалась, зачал действовать мучительный страх, чтобы благополучие сие еще не переменилось, ибо он в твоих руках еще не был, а был в 50 верстах: ну, иногда легкомысленность, страх и отчаяние в помиловании попустившихся на сие добро не отвратили бы их от оного. В таком беспокойстве были мы до самого получения твоего письма через сержанта. Тут, с самой оной минуты, по сие время, душа моя, все утонем в радости неизреченной. Поздравляю тебя, любезный братец, с оным; важность оного благополучия нам с тобой знакома. Прибавить к оному можно еще и то, что труд наш, приложенный в открытии его истории, есть не тщетный и теперь изыскания наши, можно уже утвердительно сказать, что справедливы и достойны отнести нам в честь. Но все сие ничего для радости: довольно того, что злодей в оковах и что тем спасутся невинные от несносного его угнетения. Боже, благослови, чтобы с поимкой везде и вдруг исчезло то зло, которым столь много уязвлено любезное наше отечество и чтоб на веки веков восстала неразрушимая тишина и спокойствие».
16 сентября, почти одновременно, прибыли в Яицкий городок генералы Суворов и князь Голицын, желавшие лично убедиться, что Пугачев пойман. Событие это было настолько выдающимся, что каждый торопился известить своих знакомых или донести своему начальству, стараясь сделать это прежде других. Капитан-поручик С. Маврин и поручик Г.Р. Державин отправили курьеров к П.С. Потемкину, а князь Голицын – главнокомандующему графу П.И. Панину. «Приношу вашему сиятельству, – писал при этом князь П.М. Голицын[899], – чистосердечное и покорнейшее мое поздравление со столь приятнейшим происшествием, возвращающим нам прежнюю тишину и спокойствие. А между тем за счастье себе поставляю то, что как я первый имел удачу сначала усилившемуся извергу рода человеческого сломить рога сильным его под Татищевой крепостью поражением, так и теперь первый имею честь возвестить вашему сиятельству о конечной его гибели».
Капитан Галахов также послал П.С. Рунича с донесением к графу П.И. Панину и, чтобы выиграть по службе, советовал ему опередить курьера, посланного князем Голицыным, но Руничу сделать это не удалось.
Теперь являлся спорный вопрос, кому владеть Пугачевым: главнокомандующему ли графу П.И. Панину или начальнику секретных комиссий, генерал-майору П.С. Потемкину. Последний требовал, чтоб Пугачев был немедленно доставлен в Казань. «Не выпускай из рук злодея, – писал Потемкин капитану Маврину[900], – а я уже постараюсь об остальном, лишь только доставите его в Казань».
«Рапорт ваш, – писал он же капитану С. Маврину[901], – о поимке злодея Пугачева я сейчас получил. Благоволите оного злодея содержать со всего должной осторожностью, а по прибытии князя Петра Михайловича Голицына истребуйте от него надлежащий конвой для препровождения сего злодея в Казань, дабы доставлен он был безопасным образом. И хотя прислан был от ее императорского величества капитан гвардии Галахов для принятия злодея, по понеже поимка злодея вышла совсем другим образом, нежели как чаяли, то представлено всеподданнейше ее величеству от меня со испрошением на то высочайшего указа, где употребил я смелость изобразить ваши труды.
Препровождать же злодея при деташементе, учинив должное распоряжения о содержании сообщников злодейских,
Через два дня Потемкин писал С. Маврину: «Пугачева со всей предосторожностью, наложи на него оковы на руки, на ноги и, сделав клетку, посадите и так привезите в Казань. Содержите гораздо строже злодея Пугачева и с поруганием, дабы бывшие его сообщники, оное видя, казнились более в преступлении своем»[903].