В семь часов утра 21 мая Деколонг подошел к лагерю мятежников и был встречен сначала огнем из орудий, а затем Пугачев атаковал отряд всеми своими силами. Атака многочисленной, но нестройной толпы не имела успеха, и, лишь только Деколонг успел оправиться от первого впечатления атаки и перешел в наступление, инсургенты, по преимуществу башкирцы, тотчас же обратились в бегство. Сам Пугачев бежал с несколькими казаками и был преследован поручиками Петром Беницким и Иваном Борисовым с казаками и драгунами. Беницкий находился уже шагах в пятнадцати от самозванца, но тот ехал на свежей лошади, а лошади преследователей были измучены, и погоню пришлось прекратить[462]
. Раздробившись на мелкие партии, мятежники бросались по разным дорогам. Майоры Гагрин и Жолобов преследовали их столь энергично, «что лежащих мошеннических трупов на четырех слишком верстах перечесть было невозможно». Здесь Пугачев лишился своего секретаря казака Ивана Шундеева и повытчика Григория Туманова. Самозванец потерял, по донесению Деколонга, 28 орудий, 4 тысячи убитыми и 70 человек пленными; у него отбито 3663 человека разного звания людей, в числе коих были женщины и дети, захваченные мятежниками в пройденных ими крепостях. Сверх того, был захвачен огромный обоз с награбленными вещами, «из которого войска, что кто мог захватить,Пугачев скрылся. Куда он бежал и где появится вновь – было неизвестно. Начальник Верхнеяицкой дистанции, полковник Ступишин, разослал повсюду гонцов с приказанием, чтобы коменданты подчиненных ему крепостей готовились к обороне. Он отправил к ним копию с следующего приказа, отданного им на другой день после поражения мятежников под Троицкой крепостью.
«Военнослужащие и жители Верхнеяицкой крепости! – писал полковник Ступишин[464]
. – Божиим попущением и в казнь за грехи наши и наше нераскаяние посылаются велением Божиим на нас: напрасная смерть, потопы, глады и губительства, как сказано в Св. Писании, и ныне все сие над нами ясно совершается.Небезызвестно всем верноподданным ее императорского величества всемилостивейшей государыни нашей жителям Оренбургской губернии, как то явствует из прежде распубликованных указов, объявленных всенародно в церквах и читанных публично в городах и крепостях, что злодей вероотступник, беглый колодник и раскольник донской казак Емелька Пугачев, выдав себя за блаженные и вечно достойные памяти в Бозе почившего государя Петра III, возмутил сначала яицких казаков, забывших Бога и страшного Его суда прощение и приставших к тому злодею самозванцу, вероотступнику Емельке».
Говоря, что Пугачев потерпел поражение под Оренбургом, скрылся в Башкирию, возмутил туземное население, Ступишин прибавлял, что теперь самозванец намерен идти по Уральской линии побрать крепости, «а жителей перебить, а которых вместе с землями киргизам отдать».
«Злодей Емелька манит многих обещаниями, но кто же, – спрашивал Ступишин, – помня Бога и присягу, поверит ему, опричь таких же воров, вероотступников, шельм, как он сам. В здешних, Оренбургской губернии, городах и крепостях немало есть, как от шляхетства, так и солдатства, особливо проживающих в отставке, которые служили в Петербурге в лейб-гвардии полках и блаженной памяти императора Петра III помнят, да и того вора Емельку видали и под присягой говорили, что Емелька вор и самозванец.
Если Божиим попущением он, вор, злодей Емелька, придет к Верхнеяицкой крепости, станем все от мала до велика,
Первый умру за веру и государыню я, комендант, и все мои подначальные офицеры; надеюсь, что не постыдят себя за начальными людьми и солдаты.
Будем живы, отразим злодея, и наградит нас Бог и ее императорское величество, а погибнем – то яко мученики обретем венец нетленный. Оружия у нас довольно, свинцу и провианту тоже, солдаты молодцы. Кто из жителей хочет оружия, требуй пороха и свинца из комендантской канцелярии. Между нами, как от солдат служащих и отставных, нет изменников и трусов, а если такие есть – я не держу, иди в вечную гибель и к злодею Емельке, только назад такого не приму и с повинной, а по власти мне данной таковой злодей будет весьма лишен живота.
Предписываю воинским начальникам и жителям вверенной мне дистанции крепко смотреть за ворами-башкирцами и киргизами, приезжающим будто бы на торг, не переметчики ли они и нет ли у них каких воровских писем? Буде каковые окажутся, то брать и представлять в комендантскую канцелярию.
Ордер сей прочитать по ротам и капральствам и объявить по Верхнеяицкой крепости и прочим крепостям с барабанным боем».