Читаем Пуговичная война. Когда мне было двенадцать полностью

Поэтому Лебрак и все остальные, от мала до велика, в тот день сосредоточенно внимали учителю, раздраженно излагающему недостатки старых систем мер и весов и приводящему доказательства необходимости введения единой системы{14}. И, хотя в глубине души они нисколько не одобряли измерение участка меридиана от Дюнкерка до Барселоны{15}, хотя и радовались неприятностям Деламбра и просче… то есть обсчетам Мешена, они старательно запомнили для собственного сведения и безотлагательного спасения все эпизоды и обстоятельства этой истории. Курносый и Лебрак, Тентен, сам сторонник «прогресса» Крикун, да и все остальные поклялись именем Господа, что в память о том невыносимом ужасе, который им довелось испытать, они лучше будут всегда все измерять в футах и дюймах, как это делали их отцы и деды и, кстати, от этого чувствовали себя ничуть не ниже ростом – неплохая шутка! Все лучше, чем использовать эту чертову систему старого козла, из-за которой они чуть было не прослыли действительно парнями без яиц в глазах своих неприятелей.

Вторая половина дня выдалась поспокойнее. Они ознакомились с историей галлов и сильно полюбили этих вояк. Так что ни Лебрак, ни Курносый, никто другой не был оставлен после четырех часов, потому что все, и в частности вожак, приложили заметные усилия, чтобы угодить этому старому лопуху отцу Симону.

На этот раз пронесло.

Предусмотрительно позаботившиеся о том, чтобы засунуть в карман свой полдник, Тентен с пятью бойцами выдвинулись вперед, пока остальные отправились по домам, чтобы прихватить по куску хлеба. И, когда при виде вражеского войска раздался боевой клич лонжевернцев «В задницу вельранцев!», они уже ловко и удобно попрятались, готовые ко всем превратностям рукопашного боя.

Карманы у всех были набиты камнями; некоторые напихали их даже в кепки и носовые платки. Рогаточники и пращники внимательно проверяли узлы своего оружия; большинство старших были вооружены терновыми палками с колючками или обожженными сучковатыми ореховыми копьями с затверделыми остриями. Кое-кто, содрав с палок кору, украсил себя примитивными украшениями: зеленые и белые кольца чередовались, напоминая пестроту зебры или негритянские татуировки. «Надежно и красиво», – говорил Було, вкус которого был, возможно, не столь тонок, как острие его копья.

Стоило авангарду обеих армий вступить в бой при помощи града взаимных оскорблений и приличной перестрелки камнями, главные силы не заставили себя ждать.

На расстоянии едва ли пятидесяти метров, рассыпавшись цепью, иногда прячась в кустах, прыгая то влево, то вправо, чтобы уберечься от снарядов, противники вели себя недоверчиво, осыпали друг друга взаимными оскорблениями, подзуживали подойти поближе, обзывали друг друга презренными трусами, потом перебрасывались камнями, и все начиналось сызнова.

Однако системы не было: то верх одерживали вельранцы, а то вдруг лонжевернцы, размахивая своими дубинами, в порыве отваги оказывались в преимуществе; но вскоре их пыл охлаждал град камней.

Все же один вельранец получил камнем по лодыжке и поковылял к лесу. У лонжевернцев с ловкостью обезьяны взобравшийся на дуб Курносый проворно управлялся со своей рогаткой, но не сумел избежать выстрела вельранца – ему показалось, это был Тугель-Горлопан. Камень угодил верхолазу по кумполу, и его залило кровью.

Ему даже пришлось слезть и попросить носовой платок, чтобы перевязать рану. Однако ничего определенного не вырисовывалось. Впрочем, Гранжибюс обязательно хотел воспользоваться засадой Тентена и стибрить, как он говорил, хоть одного противника. Вот почему, поделившись своим замыслом с Лебраком, он сделал вид, будто в одиночку направляется к кусту, занятому Тентеном, чтобы с фланга напасть на неприятеля. Однако он изо всех сил постарался, чтобы несколько вельранских бойцов обратили на него внимание. А сам прикинулся, будто не замечает их маневров. Итак, он продвигался в сторону куста то ползком, то на карачках и тайком ухмылялся, когда вдруг увидел Мига-Луну и еще двоих вельранцев, готовящихся наброситься на него и уверенных в общем превосходстве своих сил против одного неприятеля.

Он, словно совершая оплошность, двинулся вперед, и трое врагов стали поджимать его с боков.

В это самое время Лебрак бросился в мощную атаку, чтобы отвлечь основные силы неприятельского войска, а Тентен, которому из куста все было видно, готовил своих к боевым действиям:

– Атас, старики! Сейчас начнется!

Гранжибюс был уже в шести шагах от их укрытия со стороны вельранцев, когда трое вражеских бойцов, внезапно выскочив из-за кустов, стремглав бросились за ним.

Как будто не ожидая этого нападения, лонжевернец резко развернулся и кинулся наутек, но достаточно медленно, чтобы дать преследователям возможность догнать его и заставить их поверить, что они вот-вот его сцапают.

Вскоре он добежал до куста Тентена с буквально висящими у него на хвосте Мигом-Луной и двумя его приспешниками.

Тут Тентен, дав сигнал атаковать, с устрашающими криками тоже выскочил со своими пятью бойцами, отрезав вельранцам путь к отступлению.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Место
Место

В настоящем издании представлен роман Фридриха Горенштейна «Место» – произведение, величайшее по масштабу и силе таланта, но долгое время незаслуженно остававшееся без читательского внимания, как, впрочем, и другие повести и романы Горенштейна. Писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, Горенштейн эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». При этом его друзья, такие как Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов, были убеждены в гениальности писателя, о чем упоминал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Современного искушенного читателя не удивишь волнующими поворотами сюжета и драматичностью описываемых событий (хотя и это в романе есть), но предлагаемый Горенштейном сплав быта, идеологии и психологии, советская история в ее социальном и метафизическом аспектах, сокровенные переживания героя в сочетании с ужасами народной стихии и мудрыми размышлениями о природе человека позволяют отнести «Место» к лучшим романам русской литературы. Герой Горенштейна, молодой человек пятидесятых годов Гоша Цвибышев, во многом близок героям Достоевского – «подпольному человеку», Аркадию Долгорукому из «Подростка», Раскольникову… Мечтающий о достойной жизни, но не имеющий даже койко-места в общежитии, Цвибышев пытается самоутверждаться и бунтовать – и, кажется, после ХХ съезда и реабилитации погибшего отца такая возможность для него открывается…

Александр Геннадьевич Науменко , Леонид Александрович Машинский , Майя Петровна Никулина , Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Саморазвитие / личностный рост