Пуговичная война. Когда мне было двенадцать

Они загнали меня как зверя и думают, что взяли меня за бока. А я хочу улизнуть от них, или уж лучше смерть кверху брюхом.

Генрих IV{17}

(Письмо г-ну Мано де Батцу, губернатору города Ёз в Арманьяке, 11 марта 1586 года)

Последовавшие за этой памятной победой дни выдались спокойными. Уверенные в успехе Большой Лебрак и его войско упрочили превосходство. Имея в своем арсенале ореховые копья, заостренные ножиками и отполированные стеклышками, и деревянные сабли с гардами из железной проволоки, обвитой тесемкой от сахарной головы, они испускали грозные крики, которые заставляли вельранцев дрожать, и под градом камней оттесняли испуганного врага к его опушке.

Из осторожности Миг-Луна держался в последнем ряду; пленных не взяли, раненых не было.

Так могло продолжаться еще долго, но, к несчастью для Лонжеверна, в субботу поутру во время уроков случилась катастрофа. Большой Лебрак, который всё-таки вбил себе в башку кратные числа и единицы деления метра и доверился словам отца Симона, сказавшего, что если знать единицу измерения, то можно узнать и все целое, и слышать не хотел, что килолитров и мириалитров не существует.

Он с такой легкостью смешал гектолитр, буасо[15] и полпинты, книжные знания и свой личный опыт, что незамедлительно и без надежды на избавление был приговорен к отсидке после уроков: сначала с четырех до пяти, а потом и дольше, если понадобится, если он не выучит наизусть всего, что потребует учитель.

«Каким же старым подлюгой может быть этот отец Симон, если постарается!»

Судьбе было угодно, чтобы та же участь постигла Тентена, а также Гранжибюса и Було. Оставались только Курносый, которому удалось избежать беды, и Крикун, который всегда все знал, – немного, чтобы возглавить лонжевернское войско, и так уже уменьшившееся из-за отсутствия Гамбетта (он в тот день не пришел, потому что повел их козу к козлу) и нескольких других, вынужденных вернуться домой, чтобы подготовить одежду на завтра.

– Может, сегодня лучше не ходить? – задумчиво предложил Лебрак.

Курносый подскочил:

– Не ходить? Кого ты лечишь, генерал?! За кого ты принимаешь меня, Курносого? Или пусть нас считают трепачами?!

Лебрак согласился с его доводами, и они договорились, что, как только его с Тентеном, Було и Гранжибюсом отпустят (а в атаке должны принять участие все), они вместе устремятся на свои боевые позиции.

Однако ему было тревожно. Как же так: он, вожак, не будет руководить операцией в такой ответственный день?

Курносый успокоил его и, коротко распростившись, в четыре часа отбыл со своими бойцами на поле боя.

Правда, эта неожиданная ответственность сделала его задумчивым и занятым своими мыслями, а сердце его, возможно, сжималось от смутных предчувствий. Так что он совершенно не подумал о том, чтобы приказать своим тайком пробираться к их укреплению у Большого Кустарника.

Вельранцы же прибыли заранее. Удивившись, что никого не видать, они поручили Тугелю-Горлопану влезть на дерево и оценить ситуацию.

Взобравшись на вяз, Тугель увидел неосмотрительно продвигавшийся в открытую прямо по дороге небольшой отряд лонжевернцев, и с трудом сдерживаемая молчаливая радость, захлестнувшая все его существо, заставила его извиваться, как пескарь на удочке.

Он незамедлительно сообщил товарищам о численном меньшинстве неприятеля и отсутствии Большого Лебрака.

Ацтек-с-Брода, жаждавший лишь одного – отомстить за Мига-Луну, мгновенно придумал план нападения и изложил его бойцам.

Сначала они сделают вид, будто ничего не произошло, станут воевать как обычно, наступать, потом отступать, потом снова наступать до полдороги. А потом, после мнимого отступления, снова выступят и атакуют все вместе, вихрем ворвутся в неприятельский лагерь, поколотят тех, кто окажет сопротивление, возьмут в плен всех, кого поймают, и приведут их на опушку, где их постигнет участь побежденных.

Задача была понята так, что, когда он бросит свой воинственный клич «Сухотка вас возьми!», все с дубинами в руках помчатся вслед за ним на врага.

Тугель-Горлопан едва успел слезть со своего вяза, как пронзительный голос Курносого из дебрей Большого Кустарника прокричал обычный боевой клич лонжевернцев: «В задницу вельранцев!», и сражение приняло привычные формы.

В качестве военачальника Курносый должен был остаться на земле и руководить войсками. Но привычка, чертова привычка лазать по деревьям заставила умолкнуть все его сомнения как главнокомандующего, и он вскарабкался на дуб, чтобы сверху метать свои снаряды в неприятельские ряды.

Удобно устроившись в тщательно выбранной и приспособленной развилке, он стал прицеливаться, натягивать резинку так, чтобы кожаная вставка оказывалась ровно посередине разветвления, а куски резины были равной длины, и выпускал свой снаряд, со свистом летевший в сторону вельранцев, кромсая листву и со стуком ударяясь о стволы деревьев.