Пуля для бизнес-леди

Но надо было жить, а для неё жить означало одно — работать. Она всю ночь не сомкнула глаз. Отплакала, отрыдалась и лежала на кровати, уставившись в потолок сухими глазами. Иногда ей хотелось завыть волчицей и она с трудом сдерживала себя. Где-то перед рассветом, когда темень за окном стала серой и померкло уличное освещение, чуть шевельнулись шторы на окне, что-то неясно скрипнуло и в спальню её вошел Строев. Он был в коротком охотничьем тулупчике, валенках, шапке-ушанке и в руках у него была двустволка.

Странно, что рядом со Строевым не было Алексея. Они ведь были неразлучными — разбойники, охотнички за удачей, пираты мутных морей. Только флаг над ними был не черный, а красный, но все равно с черепом и костями.

Впрочем, ничего странного сейчас в отсутствии Алексея не было. Настя тогда, когда захоронили урну — Бог знает, что в ней было на самом деле, — запретила себе о нем вспоминать. Не было его. Не было!

— Пришел убивать меня? — с любопытством спросила Настя. — Не выйдет, Олег Петрович, я тебя уже замочила.

— А помнишь, как ты отдалась мне первый раз? Тогда, на охоте?

— Такое женщины не забывают, — ответила Настя. — А ты помнишь, как я тебя годами ждала, встречала, привечала? И что взамен? Подлец ты, Строев, потому и убила тебя.

— За миллионы убила меня ты, стерва…

— Врешь, Строев. Это ты хотел спереть миллионы у державы. А я их перехватила у тебя, и не растрынькала, не пылью пустила, а обращаю на пользу Отечеству.

Строев удобнее перехватил ружье, словно бы примериваясь выстрелить.

— Ну, давай, жми на крючок, полковник! — презрительно сказала Настя. — Тебе не помешают, никто и не услышит…

Она спокойно ждала выстрел, даже пижамную курточку расстегнула, чтобы не замарать её кровью. Рука её случайно коснулась крестика на цепочке и Настя вспомнила, что начертано на его тыльной стороне: «Спаси и помоги» — мольба к распятому Иисусу Христу.

— Господи, спаси и помоги! — взмолилась Настя и перекрестилась. Строев исчез, растворился, словно и не было его.

Настя дождалась рассвета и позвонила в гостиничный сервис: «Закажите для меня такси. Я буду внизу через десять минут». Потом позвонила Кушкину: «Михаил Иванович, быстренько соберись и заходи. Нам надо съездить в одно место…» И, наконец, подняла с постели телефонным звонком Кэтрин: «Я буду у тебя в офисе не раньше двенадцати. Нет… Мне помощь не требуется… Это мое личное дело».

Зашел Кушкин, он — по лицу это было видно — не спал тоже.

— Пойдем, Михаил Иванович, — требуется кое-что сделать. Они сели в такси и Настя назвала адрес отделения «Банка оф Цюрих». Банк только открывался, операции ещё не проводились.

— Мне нужны деньги. Сейчас, — сказала Настя служащему и протянула ему визитную карточку. Тот, взглянув на нее, замельтешил-затаропился:

— Уи, мадам! Да, мадам! Сию минуту, мадам!

Как всегда в таких случаях появился кто-то из руководства и уже через десяток минут Настя положила в сумочку пухлый конверт.

Кушкин не задавал никаких вопросов.

Настя сказала таксисту:

— Сен Женевьев де Буа. Русское кладбище.

— Это довольно далеко, — осторожно заметил таксист.

— Пусть вас это не тревожит.

На кладбище Настя и Кушкин зашли в православный собор Святого Георгия. Они были ранними посетителями и к ним тут же подошел священник.

— Мы хотим заказать заупокойную службу. По рабу божьему Олегу, сыну Петра Строева.

Священник склонил в скорби голову и указал на человека в черном одеянии, которому следовало заплатить за службу.

— И еще, святой отец… Этот человек погиб на днях — трагично и неожиданно. У него нет родных в Париже и его тело находится в комиссариате полиции. Где именно — это можно узнать из этой газеты, — она протянула священнику газету. И я хочу чтобы, когда это бренное тело будет больше не нужным полиции, его забрали и захоронили здесь, на вашем кладбище. Чтобы он обрел вечный покой среди русских…

— Это невозможно, — покачал седой гривой священник.

Настя выписала чек и протянула его священнику.

— Это пожертвование на ваш храм, батюшка…

— Батюшка… Как хорошо вы это сказали, госпожа…

— Соболева.

— …Госпожа Соболева. Но…

— Дослушайте меня до конца, пожалуйста. Через несколько дней мы улетаем в Москву… А здесь, в каком-нибудь полицейском морге останется человек, которого… мы хорошо знали. Кроме нас о нем позаботиться некому. И я не хочу, не допущу, чтобы его где-нибудь небрежно закопали или сожгли в какой-нибудь печи, как бездомного бродягу.

Она торопилась изложить все свои аргументы, ибо ей было известно, как сложно, невозможно добиться захоронения обычного человека, без мировой славы, на этом русском кладбище, где могилы уже располагались чуть ли не одна на другой.

— Святой отец, я скажу вам больше… Этот человек немало грешил в своей жизни и мне он причинил достаточно зла… Но я смиренно склоняю голову перед волей Господа нашего, перед которым он предстал, и считаю, что он должен быть похоронен по-христиански. В этом я вижу свой долг…