Пункт третий

– Одевайся уж, собирайся, наряжайся, чтоб каторжный твой полюбовался. – Иван Павлович наклонился, выпятив зад, и как-то очень смешно и точно изобразил женщину, красящую губы перед зеркалом. – А если перед уходом сколько надо не выцедишь, я тебе ребенка в суд привезу. И там при всех заставлю грудями кормить. А что – и привезу: пусть люди посмотрят, до чего тебя каторжный довел. Пей вот еще, с бутербродами.

Дед налил Ирине еще чаю и пошел стирать.

Около восьми она закончила все предписанные дедом приготовления; из ванной доносились звук льющейся воды, кашель и знакомая песня: «Позабыт, позаброшен…».

У подъезда Ирину Васильевну уже поджидал тайный ее обожатель и верный друг, чисто выбритый, розовый и заспанный Дверкин.

– Доброе утро, – почтительно сказал он, – успеваем? Еще ведь, наверно, цветы купить надо?

3

Утром на Московском вокзале продавались только гвоздики – неживые, без запаха, будто с открытки к октябрьской годовщине. Несмотря на быстро прибывающее тепло, Александра Юрьевна никак не могла согреться после бессонной плацкартной ночи. Глаза слезились и закрывались сами собой, хотелось прилечь в теплый солнечный квадрат на асфальте, свернуться калачиком и проспать все что можно.

Однако надо было разыскать цветы; Александра Юрьевна решила двигаться к Фонтанке пешком.

За последние три месяца она здорово извелась, издергалась, а главное, совсем утратила петое чувство собственной правоты.

Минувшей зимой она узнала людей потрясающе свободных – не только от страха перед властью, но и от каких бы то ни было обязательств вообще. Упрекать их было невозможно: все они были обречены на лагерь, ссылку и пожизненное преследование. Возвращение к прежней жизни даже после отсидки по правилам игры исключалось. Вариантов было ровно три: новый срок, отъезд или предательство. Четвертым же выходом была смерть.

Незадолго до ареста Игорь Львович познакомил Александру Юрьевну с Лисовской, только что родившей Кольку; свободное обстоятельство в жизни свободного человека никаким оценкам не подлежало. Видимо, и сама Ирина Васильевна держалась того же свободного взгляда на жизнь: она обласкала Александру Юрьевну и долго потчевала ее чаем со своими стихами.

…Но временем и мерой дано сегодня обладать
И повернуть судьбу на чудо…[19]

Александра Юрьевна дотащилась до Аничкова и свернула на Фонтанку.

…По яркому снежному февралю водил ее Рылевский и к Крестам[20], и на Литейный[21], и к горсуду. По дороге они играли: Игорь Львович был самим собою, а Александра – заезжей иностранкой из «Эмнести»; чтобы познакомиться с настоящей русской жизнью, она задавала множество глупых вопросов.

– И что же – как это заставляет вас так рисковать, господин Рылевский? – спрашивала наивная «иностранка».

– Отчасти – беспокойный характер, отчасти же – желание понравиться вам, мадмуазель, – галантно отвечал Игорь Львович, целуя ее озябшую руку. Они остановились у Фонтанки, напротив горсуда. – И если вы позволите, мадмуазель, – продолжал Рылевский, – я хотел бы сделать вам предложение.

– Какое? – весело спросила «иностранка», ожидая предложения о каком-нибудь тайном совместном предприятии по ходу игры.

– Предложение руки и сердца, мадмуазель, – поклонился Рылевский.

– Но ведь, насколько мне известно, месье женат, – испуганно ответила Александра Юрьевна.

Откуда-то из подворотни на набережную вывалился воронок; Рылевский присвистнул, провожая его взглядом. Игра кончилась.

Игорь Львович кратко и безо всякого шутовства изъяснил свою любовь и семейное положение. По его словам выходило так, что близость с женщиной не повод для знакомства, а тем более брака, отцовство его случайно и более того – сомнительно, сама же Ирина Васильевна смотрит на их союз лишь как на дружеский и деловой, не более. А некоторые обстоятельства жизни Лисовской эту возможность просто исключают.

Все это было путано, нечисто, тревожно. Свободный человек в свободной стране; кандидат в зэки критике не подлежит. Ясно только, что сама она любит этого высоколобого, серолицего, уверенного в себе человека. Тень тюрьмы уже лежала на нем.

Рылевский повторил предложение; Александра Юрьевна отвернулась и сказала, что ей надо подумать. Из-за угла опять появился воронок; на повороте его занесло, и он медленно, покачивая боками, проехал мимо них к той же подворотне.

– Долго ли будет раздумывать мадмуазель? – мягко спросил Рылевский, глядя вослед воронку. Расчет его был верен.

Летняя Фонтанка оказалась неширокой зеленоватой речкой с ощутимым запахом гниющей воды. Сашка перешла на левый берег в надежде найти цветы где-нибудь рядом с Филармонией. Вдали от набережной было уже совсем тепло; она свернула во двор и села перекурить на бортик песочницы.

…И повернуть судьбу на чудо,
Лишь повторяя – благодать…

Волноваться всегда надо поэтапно, по мере поступления неприятностей; через час она увидит Игоря, потому как официально вызвана к нему на суд.