Читаем Пункт третий полностью

Кофе давно уж выкипел и залил плиту. С кухни несло газом и пережженной кофейной гущей.

Первушин метался по квартире, как ошалелый кот. Надо было одновременно побриться, одеться, принять что-нибудь внутрь, а главное – разбудить и выставить даму.

– Да проснись ты, – совсем уж невежливо завопил Валентин Николаевич, – на работу меня вызывают, понимаешь?

Дама открыла опухший со сна глаз и, нежась на не совсем свежем белье, проговорила:

– Ты беги, а я потом дверь прихлопну.

Ужас отразился на лице Валентина Николаевича, и, неверно его истолковав, она снисходительно предложила:

– Ну хочешь, ключ оставь, к ужину тебя ждать буду, хорошо?

День

1

– Сколько ж тебя ждать, молодой, а? – начал майор.

– Троллейбус, – тихо вымолвил Валентин Николаевич. – Кольцо забито.

Сопротивляться двум напастям сразу он совсем не умел.

– С бодуна, что ль? – немного мягче продолжал плосколицый. – С начальства пример берешь? А зря. Бондаренко твой, между прочим, лечиться залег, ты не в курсе? А мог бы и поинтересоваться, чем начальство страдает, вдруг – сифилис, а? Короче, ты его замещаешь теперь по всем вопросам. Вот тебе первый вопрос: где сейчас находится Александра Юрьевна Полежаева? Ну?

Замещать Бондаренко по всем вопросам – перерыть горы дурацких бумаг, влезать во все детали чужой глупости, соображать, кого теперь можно и нужно допрашивать. А по вечерам объясняться со скучной настырной девкой, охранять свои словари от чулочных закладок. Валентин Николаевич чуть не заплакал о легкой и беззаботной жизни, принадлежавшей ему еще вчера. Отчаянье придало ему сил.

– Даже если предположить, товарищ майор, что я замещаю Бондаренко, что само по себе несколько неожиданно, все равно вопрос не по адресу. Это у вас надо спрашивать, а не у следствия, – преувеличенно спокойно отвечал Первушин, обращаясь к пепельнице.

– А ты, молодой, ничего, разбираешься, – одобрил майор. – Эксперта можно и к оперативникам приписать, только возиться с этим сейчас некогда.

Первушин сидел вольно, нога на ногу, и не обернулся даже, когда рваногубый обошел стол и навис у него за спиной.

– У Полежаевой права качать научился, парень? Да ты способный; и сидишь точь-в-точь как она; ты еще разговаривать со мной откажись по морально-этическим[40], ну?

Майор рассмеялся и похлопал Валентина Николаевича по плечу.

– Не серчай, я сразу заметил, что вы с ней чем-то похожи. Ладно, всё кстати. Поищи-ка мне ее сейчас, вот что.

И он положил перед Первушиным длинный список телефонов.

– Сперва в институт позвони, представься как есть: все равно пора ее уже маленько поддернуть. Напугай того, кто трубку возьмет, и попроси его лично удостовериться, что она там: на лекции или еще где. Если не найдут, домой звони: хочешь – сплети что-нибудь, хочешь – так трубку брось, если подойдет. Дальше – Фейгель: извинись, представься кучеряво, попроси его помочь – нужна, дескать, срочно; голос у тебя подходящий. Ну и с остальными – так же.

В списке значилось еще десятка два номеров.

– Ну а если вдруг правовой аспект вас встревожит, дескать, чужими делами вас загружают, не волнуйтесь, Валентин Николаевич: я вам скоро приказ занесу о вашем переводе в оперативную группу. Число сегодняшнее.

Плоскорожий захохотал.

– А что там такое с Полежаевой происходит? – развязно, без чинов, спросил Первушин.

– Звони давай, потом расскажу, – совсем уж по-приятельски попросил начальник.

Валентин Николаевич с удовольствием напугал пожилого и интеллигентного, судя по голосу, парторга кафедры и отправил его на поиски Полежаевой, сообщив вдогонку, что не позже чем через четверть часа надеется застать его на месте с ответом и что, разумеется, никто не должен знать об их разговоре.

Приятно пугать парторгов морозным январским утром, ничего не скажешь. Валентин Николаевич почти видел, как лысый, неуклюжий и трепещущий профессор трусит по коридору к доске с расписанием, как вызывает за дверь коллегу и как, задыхаясь, быстро и сбивчиво шепчет что-то ему на ухо.

Оперативная работа, несомненно, приятнее следственной скуки, бумаг, болтовни, чаепитий.

Наружное стекло обметало чудной изморозью; игольчатые стебли и завитушки тянулись от нижнего края по обеим сторонам вверх, как узоры в старинной книге, изящно обрамляя светлый морозный день.

Дома Полежаевой не было. Валентин Николаевич передохнул, включил чайник и позвонил Фейгелю. Беседа с сонным Прохором была чрезвычайно занятна, и кроме непосредственного удовольствия Валентин Николаевич получил наконец и первую зацепку. Действовал он хитро: представился питерским знакомым Александры Юрьевны, сказал, что не может застать ее дома, и взволнованно попросил у Фейгеля помощи и совета. «Понимаете, – говорил он, – я приехал по важному делу всего на несколько часов…»

Простодушный, но бдительный Фейгель отвечал, что по телефону о чужих делах не говорят, однако изъявил желание встретиться или принять приезжего у себя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези