Первушин уже собирался назначить ему встречу, но потом пожалел сонного Прохора Давидовича и оставил его досыпать в тепле, пообещав посетить его в течение ближайшего получаса, и, войдя во вкус, долго и тщательно выспрашивал адрес.
У парторга оставалось еще минут пять.
Приятно иметь в начальниках человека занятого и по-своему неглупого. Блестяще проводимая операция развеселила Валентина Николаевича и отвлекла его мысли от навязчивой дамы и разоренного жилья.
Если даже Фейгель не захотел говорить по телефону о делах Александры Юрьевны, значит, дела эти в настоящее время действительно необычны. Скорей всего, она каким-то образом отмоталась от слежки, что и встревожило Губу.
Неплохо было бы позвонить домой и отпустить свою даму с миром: командировка срочная, например. Или сначала все-таки тряхнуть парторга. Хотя Валентин Николаевич был уже почти уверен, что профессор пробегал впустую, он поднял трубку и набрал номер института.
Связи по-прежнему не было ни с районом, ни с областью, и это обстоятельство открывало Васину широкие и опасные возможности.
Из черной трубы котельной, расширяясь, уходил вверх серо-желтый переливающийся столб дыма; морозное безветрие за окном было ярким и торжественным.
Виктор Иванович чувствовал себя по меньшей мере Кутузовым, сидящим на холме перед Бородинским полем. Фильм был такой; главнокомандующий грыз гусиную ногу, над головою его носились не то облака, не то пороховой дым.
Васин развернул бутерброды и заварил чай. Он даст ей сутки; перегородки там такие, что слышно каждое слово. Он еще раз просмотрел листок с фамилиями тех, кто получал свидания сегодня, и двое из пятерых показались ему вполне подходящими. Остальные тоже, конечно, помогли бы ему, будь у них получше с мозгами.
Дело шло к полудню, пора было действовать. Несмотря на все оперативные резоны, которыми успокаивал себя Васин, принятое им решение продиктовано было отчасти простым любопытством, отчасти желанием помириться с побитым политиком и избежать таким образом больших неприятностей. Виктору Ивановичу очень не хотелось объясняться с надзором по поводу тяжких телесных, нанесенных к тому же таким необычным способом. Хорошо было бы вызвать Рылевского после свиданки, потолковать спокойно, если получится, и пасти далее по возможности без вреда. А сверх того интересно, конечно, узнать, почему это у них на одного зэка полагаются две бабы и как там они с Полежаевой разберутся.
Рассмотрев все про и контра, Васин перешел к делу. Он быстро и доходчиво побеседовал с двумя будущими соседями Рылевского и пообещал им добавить сутки к их свиданкам за хорошую память. Что же случится, если память неожиданно им откажет, объяснять не было надобности. Покончив таким образом с оперативной работой, он вызвал дежурную, заступившую вместо Людки, и велел ей позвать ожидавших свидания женщин.
Первой ввалилась к нему в кабинет большая полная тетка с опухшим от мороза и сна лицом. Мочка ее правого уха напоминала средних размеров сливу, лопнувшую и сочащуюся от спелости, в левом же ухе торчала массивная золотая серьга.
Тетка молча положила на рорский стол заявление и встала подле, уважительно глядя на капитана.
Васин долго рассматривал ее, морщась брезгливо всякий раз, когда его взгляд натыкался на ее рваное ухо, потом неторопливо прочел написанное круглым почерком заявление и, обращаясь к Феликсу Эдмундовичу, сказал важно:
– Двое суток подписываю.
Больше суток ей еще ни разу не давали.
– Мужику своему передай, чтоб времени зря не тратил, передай, не забудь, – напутствовал ее Васин, отдавая бумагу.
– Неприличное вы говорите, гражданин начальник, – хихикнула женщина, направляясь к выходу. Ее зад был обтянут мятой юбкой с налипшим от казенных одеял ворсом.
– Передай, что сказал: проверю, – жестко повторил Васин, и она поняла, что начальник не шутит.
– Передам, передам, – оборачиваясь, пообещала она.
Безветренный день достиг полноты света, блеска, голубизны.
– Ну, чего встала, следующую зови, – скомандовал капитан.
– К начальнику идите кто-нибудь, зовут, – сказала тетка, выходя в коридор.
Александра Юрьевна решила пойти последней. В штабе было действительно тепло; гуляя по коридору, Александра Юрьевна изучала местность. Четыре зарешеченных окна выходили на заснеженный внутренний двор; обрамлявшие его рукотворные сугробы поражали строгой прозрачностью голубых теней.
Под ногами скрипели крашеные, хорошо промытые половицы; все это напоминало уютный сельсовет какого-нибудь Урюпинска. В случае полной неудачи Игорь Львович получит много еды и затыренные по уговору деньги; никакого родства между женатым Рылевским и девицей с фамилией Полежаева быть не может.
Солнце било по окнам слева и ложилось на пол теплыми пятнами, расчерченными на клетки, так что на широких гладких досках можно было играть в крестики-нолики.
Александра Юрьевна раскисла в тепле и совершенно успокоилась. В рюкзаке, брошенном ею у батареи, что-то портилось, но страшно не хотелось вытаскивать его в холодные сени.