Читаем Пункт третий полностью

Ласка его была похвалой и наградой какой-то умной и ловкой девице, что обвела вокруг пальца два ведомства, и не имела почти никакого отношения лично к Александре Юрьевне; лаская эту умницу, он запустил пальцы в ее нагрудный карман и долго исследовал его на прочность и глубину.

– Пусть уж сразу у тебя будет, – прошептал он, убирая руку; в кармане осталось что-то маленькое и невесомое. – И перепрятать бы надо, чем скорее, тем лучше.

– Послушай-ка, братец, – громко начала Александра Юрьевна и перешла на шепот, – а как ты думаешь, тебе за кровосмесительство не довесят?

Рылевский взял со стола тарелку с раскромсанным и подтаявшим уже маслом и быстро разровнял его ложкой так, что получилась гладкая поверхность для письма.

– Объяснитесь, – предложил он, втыкая в масло спичку.

Письмена были начертаны, смазаны, снова начертаны.

– Пойду чайник поставлю, – попробовала отпроситься Александра Юрьевна.

– Думаю, сестрица, что у меня это лучше выйдет, – остановил ее Игорь Львович.

От окна здорово тянуло холодом; Александра Юрьевна завернулась в одеяло и с ногами уселась на койку.

– А соседи-то у нас ссученные, – вернувшись, сообщил Игорь Львович. – Почему тебя пустили, не понимаю. Ума не приложу, что им надо.

Небритые щеки старили его, придавая узкому лицу сходство с мордой усталого волка.

– Перепрячь сразу, – прошептал он; жесткая щетина колола и царапала ознобленное лицо Александры Юрьевны.

– Братец, поел бы ты, а? – предложила она.

Рылевский подошел к столу, отломил себе кусок булки и прикрыл его огромным колбасным куском ментовской нарезки.

– Сервис, – сказал он, прожевывая, – взгляни-ка сюда, сестричка.

Он отложил бутерброд и жестами объяснил ей, как и куда надо перепрятать ксиву.

– Ты зарядись сразу, а я пока за чайником схожу.

…Лисичка-сестричка и серый волк. Александра Юрьевна закрыла дверь на щеколду и присела на корточки, как научил ее «брат»; операция была несложной, но унизительной.

Вернувшись, Игорь Львович оглядел стол, засунул в рот кусок шоколада, заварил чай и пригласил Александру Юрьевну разделить с ним трапезу.

Будильник тикал по-прежнему – сухо и громко, как цикада. Комната явно выстывала, Александру Юрьевну знобило и клонило в сон; есть совсем не хотелось.

– Замерзла, Санька, – окликнул ее от стола Рылевский, – иди сюда, давай-ка с маслом закончим и тогда уж…

Александра Юрьевна внимательно прочла новые наставления, выпила заварки, перечитала, потерла набрякшие веки и лоб и объявила, что масла с нее хватит.

– Можешь проверить, – предложила она.

– Попозже, – сказал Игорь Львович, – а сейчас согреть бы тебя надо, сестрица.

Внимательно глядя на нее, он поджег папиросу и сделал несколько затяжек. Сашка молчала.

– Собственно говоря, – продолжал Рылевский, – есть два, наверно, исключающих друг друга способа…

Голос его сделался мягким и почти ласковым; Сашка закрыла глаза.

– Способ первый, дорогая сестрица, заключается в том, чтобы вызвать мента, потребовать, чтоб еще протопили и так далее. Но, понимаешь, за последние полгода они мне как-то поднадоели, и, по мне, лучше было бы…

Ровный негромкий голос убаюкивал; Сашка вернулась на койку, закуталась в одеяло и стала задремывать.

– Тем более что второй способ гораздо проще и несравненно приятнее, – заключил Рылевский, поднимаясь из-за стола.

Сказано это было мягко, но как-то скверно. Долгожданный миг любви надвигался неотвратимо, как грузовик, потерявший управление на скользкой дороге.

– А знаете ли вы, братец, что сказал поэт Старицкий следователю Носкову во время их последней беседы?

– Не знаю, конечно, потому что вы, сестрица, слишком уж долго ко мне не приезжали, – подыграл Рылевский, присаживаясь к ней на кровать и обнимая ее.

– Носков имел неосторожность поинтересоваться темами ваших со Старицким бесед, а тот…

– Ну?.. – спросил Рылевский, стараясь пробиться под мастерски намотанное одеяло.

– А тот долго излагал следователю основы некоторых философских систем, потом устал и заявил, что для дальнейших объяснений необходимо ввести некоторые понятия, договориться, так сказать, о терминах…

– И вы тоже, сестрица, хотите обсудить со мною какие-то понятия?

Не найдя хода под одеяло, Рылевский подхватил Александру Юрьевну и усадил к себе на колени.

– Да, – спокойнее, чем нужно, сказала она, – кое-что понять хотелось бы. Вот например: что я должна передать вашей несостоявшейся невесте?

– Передайте ей непременно, чтобы она не обращала внимания на пустые формальности, хорошо?

Свет за окном терял понемногу терпкость и желтизну, хотя до сумерек было еще далеко.

Смешно и нелепо заставлять человека выяснять отношения, например, с привезенной ему колбасой; глупо ожидать, что он станет расспрашивать, как она, колбаса, доехала, не тесно ли было в сумке и можно ли наконец ее съесть.

– Но она была очень обижена и расстроена и даже…

Худое небритое лицо приблизилось к ней вплотную; рот был чужой, незнакомый, с жесткими складками и тонкими злыми губами.

– Рот у вас, братец, зэковский стал, – протянула Александра Юрьевна, – характерный; и главное, она не понимает, что ей теперь делать, свободна ли она от…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези