Пункт третий

– С кем говорю? Повторите! Так, зафиксировал, – заговорил он, подмигивая Первушину. – А что это у вас происходит сегодня в Чусовском районе, ВВ-201/1? Не знаете? Не интересовались? А зря.

Оконные узоры искрились оранжевым и золотым, впитывая густой предзакатный свет. Разнос неизвестного пермского чекиста следовал своим чередом.

– Спички дай, – охрипшим голосом потребовал Губа и снова заорал в трубку: – А какого ж хрена он ей свиданку выложил? Что? Не слышно? А ты слушай: если прервешь немедленно, тогда – без последствий, считай, удачно выкрутился, понятно? А нет – я тебя и отсюда так достану, что… Все понял? Об исполнении доложить немедленно. Виновных наказать. Выполняй, время пошло.

4

Капитан Васин стоял еще некоторое время, держа в руке трубку, наполненную обидно звучащими короткими гудками. В кабинете его была особенная предсумеречная тишина; за день окно почти совсем затянулось изморозью.

Капитан растерянно улыбнулся Феликсу Эдмундовичу и наконец положил трубку. Дзержинский глядел на него со стены вполне сочувственно; уж он-то знал, что его ребята шуток не любят.

Обидно и унизительно иметь над собой кроме глупого и скользкого Ключа еще каких-то невидимых и незнаемых начальничков.

Виктор Иванович попытался сообразить, не был ли этот звонок лишь ответом на сигнал отсюда, не вломил ли его кто-нибудь; но, поскольку связь дали только полчаса назад, это было почти невозможно. Этому пермскому крикуну, скорее всего, самому только что накрутили хвост из Москвы; стало быть, Александра Юрьевна у них под колпаком.

Прекрасный план Виктора Ивановича был уничтожен, сметен чужой, далекой и непонятной волей; его маленькая, но хорошо продуманная игра оказалась помехой в другой игре, более важной и значительной, и это лишило его надежды на перемирие и спокойную жизнь. При любом разборе по поводу Рылевского всплывут неминуемо пробитая голова и Феликс.

Тля городская, сука. Эх! Виктор Иванович медленно, на мягких ватных ногах двинулся навстречу своей судьбе.

Дежурный прапор был уже вполпьяна и кемарил, сидя в остекленном закутке у входа в помещение для свиданий.

– Просыпайся, сейчас прерывать придется, – негромко и печально сказал Васин.

– Как – прерывать? Кому это? – забормотал дежурный, трезвея от изумления. – Зачем прерывать? Там все тихо, никто не жаловался.

– Рылевскому. Сейчас на запрос мне ответили, что Полежаева эта никакая ему не сестра, – через силу объяснил РОР. – Ну, сам понимаешь. Паспорт готовь ей на выход, контролершу вызывай по-быстрому.

Почуяв скандал, прапорщик окончательно проснулся и начал выкликать по телефону запропастившуюся контролершу.

– Покурю пойду, – сказал Васин, – пока еще притащится.

Он вышел во внутренний двор штаба и долго курил, глядя на длинные тени сугробов, на едва тронутый сумерками снег. Последствия происходящего угадать нетрудно. Рылевский решит, что все было подстроено лично им, РОРом, просто чтобы поиздеваться. Теперь уж и ксивы не надо: одна Полежаева сработает лучше, чем десяток левых писем. А в управлении тем временем начнут искать крайнего, кто свиданку незаконную подписал. Перевод с понижением – самое легкое из возможных наказаний.

Возможно ли это вообще – быть дальше и ниже, чем он теперь?

Строгая краса ранних январских сумерек настраивала истерзанную капитанскую душу на возвышенный и меланхолический лад.

Под ногами приближавшейся контролерши тонко пел и насвистывал снег.

– Рылевскому прерываем, на запрос ответили, что Полежаева с ним в родстве не состоит, – удачно разъяснил Виктор Иванович. – Основательно прошмонай, но вежливо.

Ментовка с силой топала ногою, стараясь всадить валенок в соскочившую по дороге калошу.

– Вежливо, мать, – повторила она, справившись с обувью. – Полчаса до конца смены осталось. Да чтоб у него язык отсох, у того, кто ответил. – Мне Ваську из яслей забирать надо, а тут шмонай. Сам бы и шмонал, ответчик хренов.

В коридоре было по-прежнему чадно, но тихо: бабы уже отстряпались и разошлись по комнатам ласкать мужей.

– Где они? – тихо спросил Виктор Иванович.

– Постучись, чтоб вежливо было, – указывая на дверь, сказала шмоналка.

Отвечать на бабьи издевки у капитана не было сил. Он собрался с духом и постучал в дверь.

– Открыто, – ответили ему из комнаты, – открыто, ну?

– Осужденный Рылевский, – с порога заговорил капитан, стараясь удержать дрожь в голосе, – по полученным нами сведениям, Полежаева не является вашей родственницей. В связи с этим свидание прерывается.

Игорь Львович, сгорбившись, сидел у стола; подружка его помещалась на койке. Ни малейшего намека на любовь. Виктор Иванович подумал даже, что оба они расстроены и недовольны друг другом, будто вели долгий и тяжелый разговор. В тусклом свете болтавшейся под потолком лампочки их лица казались серыми и измученными. А девка, похоже, еще и плакала.

– Собирайтесь, Полежаева, готовьтесь на выход, – мягко сказал Виктор Иванович.

– Еду разрешите оставить, пожалуйста, – попросила Александра Юрьевна.

– Продукты осужденному с собой, – важно распорядился Васин.

Фиксатая тетка в кителе двинулась к Александре Юрьевне.