Пункт третий

Еще до отъезда начальства, несмотря на все насмешки и издевательства своих и чужих, он кое-чего все-таки достиг: велел лейтенанту Гвоздеву под любым предлогом споить или как-нибудь по-другому обезвредить чечена, выдал ему на эту операцию пятьдесят рублей своих кровных денег, обождал немного и распорядился, чтобы Рылевского забрали в ШИЗО.

Невероятное нагромождение обстоятельств привело Виктора Ивановича к печальному и бесславному концу; теперь его вовсе не интересовало, для чего писала Полежаева эту долбаную записку, был ли у них с Рылевским особый на то договор или все произошло случайно, само собой. Виктор Иванович был спокоен, четко командовал, быстро соображал, не отвечал на издевки и старался не замечать насмешливых взглядов и перешептываний коллег.

«С судьбой не спорят», – спокойно, как о чем-то постороннем, размышлял он. К утру он станет посмешищем для всего поселка – брошеный, никому не нужный, уничтоженный. Ключ постарается избавиться от него как можно скорее, загонят его куда-нибудь к е….й матери, на малолетку или к наркомам, где он окончательно сопьется, одичает, канет в безвестность и одиночество.

Только нельзя раскисать, пока не отданы долги, тем более что отдавать их теперь можно не стесняясь: проиграно все.

Виктор Иванович неспешно продвигался к дому; возвращаться в штаб было незачем, уборщица, наверно, уже справилась, отругалась и ушла. К утру, не позже, история растечется по всему поселку, как талое дерьмо по полу. Впрочем, он и об этом теперь не слишком беспокоился, смутно, но верно чувствуя безграничную свободу того, кто потерял все; его неудержимо тянуло выпить.

Навстречу ему, шатаясь, двигался человек в форме; поравнявшись с ним, встречный заключил его в объятия и сообщил торжественно:

– Сделано, Вить, драть твою, чисто сделано.

Несло от него так, что Виктору Ивановичу показалось, будто он и сам уже хлебнул.

– Пойдем, – позвал он, – дома расскажешь.

Сидя за столом на загаженной васинской кухне, Гвоздев улыбался хозяину широко и безмятежно.

– Все путем, Витек, все путем, – повторял он.

– Выпить-то не осталось, все выжрали? – невежливо спросил капитан.

Гвоздев поднялся, сделал два шага в сторону прихожей и опустился на кстати подвернувшийся табурет: в тепле его развезло окончательно.

– Возьми сам, Вить, там в карманах у меня, – застенчиво попросил он.

В карманах его шинели действительно оказались две поллитровки, и вместе с той, что лежала в левом, Васин нечаянно вытащил початую пачку седуксена.

– С колесами, что ль, замешивал? – спросил он.

– А? – встрепенулся Гвоздь и тихонько запел, раскачиваясь на табуретке:

…Бьют колеса по рельсам
И на стыках стучат…

– На колесах, говорю, замешал? – раздраженно повторил Виктор Иванович.

– Такое дело, – с расстановкой начал рассказывать Гвоздев. – Две мы с ним выпили, и все без толку. Всего-то я пять взял, а колеса в заначке были. Я ему насвистел, что мне выпить негде, а надо, день такой, а баба злится, приревновала да из дому выперла.

– Неужели поверил? – спросил Виктор Иванович.

– Поверил не поверил, а закусь достал, колбасы хорошей и всякого там, я спрашиваю: из дома, что ль, прислали, а он оскалился – нет, говорит, из Москвы, и наклейку показал иностранную. Ну, я, как мог, выделывался – и за горы там, и за баб, и за дружбу – в сиську нализался, сам видишь, а он – ни хрена. Сидит, глядит спокойно, будто и не пил, ждет чего-то.

– Ясно, – перебил Виктор Иванович, – чего он ждал: чтоб твоей же водярой тебя, дурака, напоить да и узнать, зачем приперся.

– Ага, – согласился Гвоздь, – но тут ему, понимаешь, приспичило, и, пока он ходил, я третью в момент откупорил, разлил и колес ему намешал. Из последних сил старался. Вить, понимаешь? – лейтенант возвысил голос и притянул к себе Виктора Ивановича, – из последних, драть твою, так вот. Ну, он вернулся, стакан свой, не подумавши, опрокинул и лег почти сразу. Я и пошел себе, мне чего, отдохни, думаю, чурка. Сдачу-то, думаю, капитану отнести надо. – Гвоздев ткнул пальцем в стоявшие на столе бутылки. – Вот и всё, Вить, а теперь мне тоже отдохнуть надо.

Он положил голову на край стола и глубоко вздохнул, засыпая. Капитан подхватил его и потащил в комнату; слегка протрезвев от переезда, Гвоздев вывернулся из объятий Виктора Ивановича, встал и отрапортовал, держась за стенку:

– Лейтенант Гвоздев задание выполнил, прошу представить к награде.

Он неловко переступил, покачнулся и очень удачно упал на капитанское ложе.

Вернувшись на кухню, Виктор Иванович открыл бутылку, плеснул пальца на два в стакан, выпил с наслаждением и, не закусывая, закурил. Выпитое быстро разошлось по жилочкам, в груди потеплело; ему до смерти захотелось рассказать кому-нибудь о своей загубленной жизни, о близкой и сладкой мести, а потом выпить еще и помолчать о том, чего не расскажешь.

Он подхватил початую бутылку и пошел к соседям. Зинка отворила ему дверь и сразу же уплыла на кухню: там что-то жарилось, пеклось, пригорало; в ванной шумела вода.